Г. П. Щедровицкий Проблемы и проблематизация в контексте программирования процессов решения задач я должен буду начать этот доклад

Г.П.Щедровицкий

Проблемы и проблематизация в контексте программирования процессов решения задач
Я должен буду начать этот доклад с шести предваряющих замечаний, которые, с одной стороны, очертят рамки моей работы и введут вас в ситуацию моей деятельности, а с другой стороны, позволят мне «выложить на стол» основные из средств, которыми я буду пользоваться в ходе работы. То и другое даст вам возможность соотносить утверждения, которые я буду делать в ходе доклада, с моими средствами работы и таким образом оценивать правильность моих рассуждений.

1.

Я исхожу из жесткого разделения методологических теорий и логик. Я считаю, что это принципиально разные образования, хотя и связанные друг с другом в рамках методологической работы.

Я полагаю, что в рамках того, что называется методологией, существует множество различных методологических теорий, каждая из которых в отличие от философии имеет свой особый идеальный объект или, во всяком случае, область идеальных объектов и свою особую действительность, отличную как от действительности философии, так и от действительности методологии.

В число методологических теорий входят: эпистемология (или теория знания), теория научных предметов и научно-исследовательской деятельности, семиотика (или теория знаков), теория мышления, теория деятельности и много различных теорий частных видов деятельности  таких, как проектирование, руководство и управление, обучение, военное дело и т.д., и т.п..

Поэтому уже здесь, на самом первом шаге обсуждения нашей темы, важно зафиксировать принцип множественности возможных теоретических оснований методологической работы и понять, что всякая попытка сведения методологической работы к одной и единой научной базе, с моей точки зрения, может лишь дезориентировать нас и, по сути дела, закрывает всякий реальный путь к научному обоснованию методологии. Дело здесь в том, что всякий отдельный объект такой теории, каким бы он ни был, слишком прост сравнительно с современной деятельностью и мышлением человечества и один не может охватить и отразить их сложности. А если мы исходим из идеи множественности и разнообразия теоретических оснований методологии, то получаем в руки значительно более мощное орудие для научного обоснования и организации методологической работы.

Одновременно, как я считаю, существует набор самых разных логик, которые отличаются от методологических теорий прежде всего своей функцией в деятельности и мышлении. Основная функция логик, на мой взгляд, это функция программирования, а логики, в силу этого, являются особыми видами программ, определяющих технологию, или, точнее, разные технологии нашей работы.

Опять-таки и здесь, как вы видите, я исхожу из принципа множественности и полагаю, что было бы крайне наивным и догматическим думать, что логика одна и обязательно едина. Эта концепция на нашем симпозиуме была представлена сегодня в выступлении В.И.Федорова. Она представляется мне наивной прежде всего потому, что совершенно исключает возможность исторического подхода к явлениям человеческой деятельности и мышления. Я могу принять в расчет и ее  в качестве одной из возможных, но думать, что она единственно правильная и истинная, не могу; это, по меньшей мере, неэффективно.

Итак, я настаиваю на принципе множественности логик прежде всего для того, чтобы удовлетворить принципу историзма и идее развития деятельности и мышления. Но есть еще и целый ряд других соображений, которые заставляют меня настаивать на этом принципе. Среди них важную роль играют представления, во-первых, о качественном разнообразии различных типов деятельности  скажем, исследовательской, проектной, организационно-управленческой и т.д., и т.п., а во-вторых  о различных уровнях и планах представления одной и той же деятельности.

Если мы возьмем, к примеру, вчерашнее выступление акад. Красовского, в котором он говорил о необходимости разрабатывать логику, обеспечивающую управление массовыми научными исследованиями и разработками, то с точки зрения концепции единственности логики мы его просто не поймем и вынуждены будем, с одной стороны, объявить само это выступление неосмысленным, а с другой стороны, сказать, что логика как таковая не имеет к этому делу никакого отношения: ведь она уже построена, она уже есть и нужно только, вдобавок к ней, уметь управлять научными исследованиями и разработками.

Но это, опять-таки на мой взгляд, будет очень наивная и поверхностная точка зрения. Дело в том, что всякий новый тип деятельности, складывающийся в обществе, как я утверждаю, порождает или должен породить новую логику: у проектирования должна быть иная логика, нежели у исследования, а у организации и управления массовыми НИР  третья, отличная от первой и второй. Другими словами, существует много разных логик не только в плане истории, но и в плане «пространства», т.е. в одном синхронном срезе.

Таким образом, то, о чем говорил акад. Н.Н.Красовский, это совершенно иная логика, нежели та, которая разрабатывалась в предшествующие столетия для программирования и регулирования индивидуальной работы исследователя. Здесь из массы индивидуальных деятельностей нужно сорганизовать единое целое, целенаправленное и скорейшим образом приводящее к получению строго определенного продукта. При этом предполагается, что каждый ученый сидит на своем месте и знает, что и как ему нужно делать, а в совокупности это представляет собой совершенно хаотичное целое, не дающее необходимого продукта. Следовательно, руководителю такого масштаба, как директор большого НИИ или председатель президиума УНЦ, нужны программы работы совершенно другого рода, нежели те, которыми руководствуется изолированно работающий исследователь. Но эти программы создаются и оформляются точно так же, как создавались и оформлялись программы индивидуальной работы  в виде методологий, технологий и логик.

Как видите, я все время придерживаюсь тезиса, что логика  нормативная дисциплина, что это  система средств, нормирующих мыслительную работу: исследовательскую, конструктивную, проектную и т.д., что это  нормировка нашей мыслительной работы, ориентированная на носителей этой работы, занимающих разные места в универсуме мышления и мыслительной деятельности и в силу этого отправляющих деятельность разного масштаба и разной глубины.

Наконец, я полагаю, что между методологическими теориями и логиками существуют взаимные соответствия и связи. Каждая логика опирается на определенный тип методологических дисциплин и в зависимости от того, какую технологию работы она выражает, задает и определяет становление и оформление того или иного типа идеальных объектов; в силу этого мы можем сказать, что каждая логика несет в себе совокупность определенных заданий или требований к методологическим дисциплинам, которые обосновывают ее, опираясь на определенные идеальные объекты. И важно, что, как правило, это бывает не одна методологическая дисциплина, а несколько разных, которые вместе и обеспечивают одну определенную логику. В частности, это могут быть операционально ориентированные теории, объектно-ориентированные теории и организационно-ориентированные теории.

Каждый такой набор связанных между собой методологических дисциплин и соответствующей им логики образует и задает особый блок методологической работы, который, в свою очередь, определяет в каждом случае особый тип мыслительной и деятельной практики (см. схему 1).


Схема 1

Я закончил формулирование основных тезисов первого пункта, и если есть какие-то вопросы, то я могу на них сейчас ответить.

 Какую логику вы сейчас используете в ходе вашего рассказа?

 Я использую язык блок-схемных представлений и соответствующую ему логику системного анализа. Но я об этом еще буду специально говорить позднее.

 Но может быть здесь и проявляется та универсальная логика, о которой говорил Федоров?

 Вы хотите верить в это? Верьте. Но имейте в виду, что я считаю вашу веру наивной и, в какой-то мере, для ХХ в. смешной и некультурной. Я во всяком случае в это не верю. Я исхожу из того, что все наши представления и утверждения целиком зависят от выбранного нами языка и связанной с ним логики и являются в этом плане всегда односторонними и частными, и предпочитаю именно в таком ограничивающем плане понимать и рассматривать как свои, так и чужие представления и утверждения. И я объявляю об этом открыто. Я предпочитаю всегда помнить, что моя точка зрения условна, детерминирована определенными целями, ограничена возможностями выбранного мною языка.

 Как соотносятся друг с другом формальная логика, рассматриваемая вами в качестве способа программирования мышления и деятельности, и логика как теория мышления и знания?

 Это  не простой вопрос, и на него надо отвечать несколькими пунктами, один из которых должен учитывать генетические отношения и связи: 1) логики как способы программирования и нормирования мышления и деятельности отличаются от теорий мышления и деятельности; 2) логики как способы программирования и нормирования мышления и деятельности снимают в себе теории мышления, деятельности, знаний, знаков и т.п.; и, наконец, в силу второго пункта можно сказать, что 3) логики как способы программирования и нормирования мышления и деятельности включают в себя и ассимилируют теории мышления и деятельности.

 А что должно рассматриваться раньше  методология или логика?

 Для моей логики и методологии это неправомерный вопрос, ибо я мыслю системно, а это значит  беру то и другое вместе. Если же вы задаете ваш вопрос в историческом плане, то я могу сказать, что методология, или «органон» в смысле Аристотеля, появляется раньше, чем логика; логика лишь впоследствии вычленяется из системы методологии.

Итак, вопросы, что раньше, а что позже, я принимаю лишь тогда, когда работаю в процессуальной манере, а когда я работаю в структурно-функциональной манере, как сейчас, я подобные вопросы просто не принимаю.

 Допускаете ли вы существование универсальных аристотелевских, формальных, математических и других логик?

 Аристотелевская, формальная и разнообразные математические логики не нуждаются в том, чтобы я допускал их существование: они существуют  и это феноменальный факт. Что же касается утверждений некоторых логиков, носителей этих систем логики, что их системы  универсальные, общечеловеческие, всепредметные и т.п., то к этому я могу относиться только со смехом; в частности и потому, что эти некоторые логики столь наивны и бездуховны, что даже не понимают, что само перечисление многих логик впрямую противоречит тому, что они приписывают своим логикам в качестве атрибута.

 Как быть с понятийным аппаратом, общим для логики и методологии?

 Не существует такого аппарата, хотя могут существовать и существуют попытки использовать понятийный аппарат логики в методологических целях. Но все вопросы такого рода при моем чисто системном подходе некорректны: ведь я работаю в чистых функционально-понятийных оппозициях, не относя пока мои противопоставления к тому или иному онтологическому пространству. Поэтому все вопросы, касающиеся топики моих различении, преждевременны.

 А есть ли обратное влияние логики на методологические дисциплины?

 Я благодарен вам за этот вопрос  по сути дела, указание на неточности в моей схеме. Я начал с фиксации того, что логика предъявляет определенные требования к обосновывающим ее методологическим дисциплинам. Но я не знаю, как это правильно изобразить. По сути дела, эта связь осуществляется в рефлексии методологической работы и через эту рефлексию. Поэтому она лежит уже как бы в другом пространстве  в пространстве мета-методологии. Но чтобы это зафиксировать, нужно давать онтологические интерпретации системным схемам, а я пока стремлюсь избежать этого.

Итак, логика предъявляет определенные требования к обосновывающим ее методологическим дисциплинам, а методологические дисциплины определяют характер логики; и все это происходит в пространстве методологической работы, которое задается рефлексией собственно методологических структур.

 Каковы соотношения между программой, алгоритмом и технологией?

 Это очень интересный Частично я буду отвечать на него в следующем пункте доклада, но только частично, прошу иметь это в виду. Углубляться в эту тему я не буду, ибо она не лежит в русле намеченных мною рассуждений.

Если вопросов больше нет, то я перехожу к следующему пункту доклада.

2.

Здесь я хочу попытаться ответить на вопрос, что такое «технологии».

С моей точки зрения, логики должны рассматриваться, c одной стороны, как носители некоторых технологий, c другой  как формы, закрепляющие технологии мыслительной работы. Мне очень понравились сегодняшние рассуждения Б.С.Грязнова о необходимости реконструировать то, что не было сконструировано (он провел это очень интересное рассуждение при обсуждении статуса проблемы), и я о благодарностью заимствую это новое методологическое понятие и выражение, ибо оно как нельзя лучше выражает то, что я все время пытаюсь сказать здесь на совещании.

Когда мы начинаем разговор о технологиях, то мы должны реконструировать то, что не было сконструировано. Технологии, выраженные в логиках, это реконструкция того, что никогда не существовало само по себе, вне данного формального выражения. Следовательно, технологии  это операционально-процедурное содержание текстовых и логических форм, представленное затем в виде самостоятельного предмета и объекта нашей мысли (см. схему 2).



Схема 2

Иначе говоря, я исхожу из того, что логики несут в себе определенные технологии. Технологии, следовательно, являются одной из проекций содержания логик  как таковые они не конструировались и не оформлялись и появляются в чистом виде только после того, как мы в рефлексии произведем определенную реконструкцию и вторично выразим их в особых формах, которые мы называем «технологическими», или «технологиями».

Я могу в общих чертах пояснить, как это происходит. Представьте себе, что мы имеем несколько изолированных систем деятельности, которые развертываются как автономные, как своего рода организмы деятельности, существующие на своих особых носителях. Представьте себе далее, что перед набором этих изолированных и автономных систем  а он как набор открыт  ставится общая цель, которую все системы принимают, и что начинает осуществляться общий процесс, скажем для простоты, переработки какого-то материала (см. схему 3).



Схема 3

Мы начинаем анализ, следовательно, с некоторого сгустка материала, который лежит вне самих этих систем деятельности. Первая из них втягивает А в себя и перерабатывает его в В, вторая система втягивает В и перерабатывает в С, третья система втягивает С, перерабатывает в D и выталкивает это D за рамки системы. Спрашивается теперь: кто же переработал А в D?

Совершенно ясно, что все они вместе, а значит, никакая из них в отдельности. И если я теперь разорву связи между ними  а это еще надо обсуждать, за счет чего и в чем они существуют,  то я не смогу приписать это преобразование А в D  а оно у меня специально изображено самостоятельной линией  ни одной из этих систем деятельности: каждая из них осуществляла свой особый процесс, который изображен у меня на схеме отдельно.

Более того, если я разрываю связи между моими системами деятельности, то процесс преобразования А в D просто исчезает: в каждой на этих систем остаются либо ее специфические процессы преобразования А  В, В  С и С  D, либо же сами процессы деятельности. И я снова задаю свой исходный вопрос, но уже в другой форме: а где же и в чем в рамках каждой из этих систем деятельности существовал этот процесс преобразования А в D?

И я не вижу другого генетически осмысленного ответа на этот вопрос, кроме такого: первоначально процесс преобразования А в D возник в результате случайной состыковки процессов преобразования А  В, В  С и С  D.

Но если далее мы предположим, что раз или несколько раз возникнув он затем должен был каким-то образом закрепиться, а следовательно его нужно было фиксировать в какой-то форме  и я утверждаю, следовательно, что он и появляется впервые не как реальный деятельный процесс, а как форма превращенной фиксации некоторого случайно сложившегося составного целого, как форма фиксации того, что само по себе в целом не существовало в этих деятельностях, ни в каждой из них в отдельности, ни в них во всех вместе,  и далее, если мы предположим, что мог быть поставлен вопрос об оптимизации и усовершенствовании этого процесса, то в этих условиях я уже могу в принципе отвечать на вопрос, что же такое технологии.

Когда подобные состыковки и соорганизации многих независимых и автономных систем деятельности становятся регулярными и воспроизводимыми, когда начинается фиксация их в каких-то иных формах, несущих в себе свойство целостности, и когда далее начинается работа по оптимизации их, тогда собственно и появляется то, что мы обычно называем технологиями и технологическими процессами.

Обратно: технологии  это оптимальность взаимодействия и состыковки разных систем деятельности, закрепленная в особых знаковых формах. Технологии появляются в сложных наборах и композициях из многих систем деятельности как нечто сверх самих этих систем деятельности, ибо они суть особая форма закрепления взаимодействий и состыковок этих систем деятельности и производимых ими преобразований в виде особого процесса в деятельности.

Подходя генетически, мы должны сказать, что технологии, чтобы стать технологиями в прямом и точном смысле этого слова, должны быть не только формализованными соорганизациями многих систем деятельности, но они еще должны быть также и оестествлены. Такими формами оестествления могут стать машины, но может стать и материал самих людей, на котором сложные и длинные цепи деятельностных актов превращаются в поведенческие навыки или в бессознательное в нашем поведении, и за счет того и другого  оестествления на материале машин и оестествления на материале людей  технологии выпадают из самой деятельности, как бы ограничивая и запределивая ее. И уже дальше, в этой предельной форме они продолжают определять деятельность, существуют в ней, тянут ее в определенные стороны и одновременно трансформируют, выступают как важнейшие факторы, определяющие линии и тенденции развития сложных систем деятельности.

Я считаю, что я дал вам самое первое, грубое и приблизительное представление о том, что я называю технологиями. Это закрепленное в определенных знаково-знаниевых формах, часто (но не всегда) оестествленное выполнение процессов коллективно организованной деятельности. Конечно, такое представление  это только начало для серьезного обсуждения темы технологии, и если бы она была предметом моего доклада, то я бы обсуждал ее иначе, с другой детализацией и другими подробностями. Сейчас же я только выложил средства моей аналитической работы, и в качестве первого представления для обсуждения всего дальнейшего этого, я думаю, достаточно.

Я закончил второй пункт и могу ответить на вопросы.

 Логики  это любые и всякие технологии? И любая ли логика  технология?

 Нет! Я уже говорил, что я пока лишь характеризовал основные средства моей работы и ввел первое представление о технологиях. Теперь я должен все обернуть и начать рассматривать логики как особую, очень узкую группу технологий. Я могу показать, что так называемая аристотелевская логика («так называемая» потому, что у самого Аристотеля логики как таковой не было) сложилась как технология. Я могу показать, что вся наша математика (не как наука, а как совокупность исчислений или оперативных систем) возникла и развивалась как совокупность мыслительных технологий. И числовой ряд, и наши системы арифметических соотношений, и дифференциально-интегральные исчисления  все это технологии особого рода, а поэтому для меня  не что иное, как логики. Поэтому я думаю, что и математическая логика называется логикой, а не математикой совершенно правильно (хотя для меня и сама математика есть не что иное, как логика), несмотря на то, что реальные основания для такого обозначения ее были совершенно случайными и не соответствующими сути дела. Поэтому я сейчас предпочел бы рассматривать различные математические исчисления как логики разного рода  и это тезис по общему смыслу своему близок к логицистской концепции, хотя исходит совсем из других оснований, поскольку, на мой взгляд, математики не нуждаются в логицистском обосновании, а сами суть логики. И все эти логики, по моему представлению, являются технологиями особого рода. Но это, повторяю, относится лишь к математическим и собственно логическим (в узком смысле слова) исчислениям. А все то, что связано с их разработкой и применением, образует уже особые сферы мыследеятельности и особые службы, которые, конечно, не являются технологиями. Д.Гильберт, как вы знаете, назвал такую сферу в математике метаматематикой и объявил, что мышление в ней должно быть содержательным (а не формализованным).

По сути дела, это последнее замечание содержит ответ на ваш второй Все дело в том, как мы понимаем само выражение «логика». Если под «логикой» мы понимаем определенные сферы мыследеятельности, определенные науки или определенные теории, развивающиеся в этих сферах, то естественно, что «логики» в этом понимании будут, конечно, не технологиями, а, соответственно, сферами, науками, теориями и т.п. Утверждая, что «логики» в моем смысле являются не чем иным, как технологиями, я не закрываю глаза на то, что существуют «логики» и совсем в ином смысле  «логики» как службы, «логики» как научные теории и т.д., и т.п.

Рассматривая с этой точки зрения историю математик, я мог бы сказать, что математики производят математические исчисления или «логики» (в моем, узком смысле этого слова). И, таким образом, я ввожу особое, узкое понимание смысла слова «логика», тем самым  новый идеальный объект системодеятельного рассмотрения: «логику» как особую знаково-знаниевую технологию. И если вы хотите понять мою точку зрения, то вы должны исходить из этого. А если вы хотите понять различные интерпретации смысла слова «логика» в истории нашего европейского мышления, то должны анализировать вопрос иначе, хотя и здесь, на мой взгляд, единственным разумным основанием может служить только системодеятельностный подход и системодеятельностные представления.

 А могут ли быть «прикладные логики»?

 Это  непростой вопрос; прежде всего потому, что непростым является свойство «прикладности». Ведь быть «прикладным»  это значит существовать по меньшей мере в двух, а то и в трех или в четырех разных сферах деятельности и службах: сначала  в сфере порождения, затем  в сфере переноса и внедрения, еще дальше  в сфере использования (см. схему 4). И в каждой из этих сфер та организованность материала, которую мы называем «прикладной», получает свои особые функциональные определения.



Схема 4

На мой взгляд, слово «логика» фиксирует единство этих трех групп функциональных определений (хотя имеет еще и свое особое морфологическое содержание), и с этой точки зрения «логика» всегда является (уже по смыслу слова «логика» в отличие от слова «логос») прикладной. Но это не исключает того, что некоторые «логические» организованности будут существовать лишь в сфере их порождения, никогда не будут переходить в сферу использования, и в силу этого их «прикладность» будет существовать и фиксироваться лишь в потенции  как принципиальная возможность использования логических исчислений в других сферах деятельности. И только там, при использовании в различных сферах мышления и деятельности, так называемые «логические исчисления» (как и всякие другие, в частности математические, исчисления) становятся технологиями и «логиками» в моем смысле слова.

Следовательно, для меня приложение исчислений в качестве технологий мышления и деятельности и является тем главным функциональным свойством, которое становится отличительным признаком «логики» и основанием для того, чтобы характеризовать ее как «логику». Поэтому для меня «логика» это всегда особый способ использования исчисления, если хотите, способ прикладности. И именно поэтому я обращаюсь здесь к обсуждению того, что мы называем «технологиями»: для меня логика это технология мышления.

Другое дело, что сегодня многие так называемые «логические исчисления» не могут использоваться в качестве технологий мышления и вообще не имеют никаких сфер приложения. Но именно поэтому я и говорю, что многие сегодняшние «логические исчисления» не являются на деле логиками, и настаиваю на обсуждении этой стороны дела. Но опять же, для меня это не основание для каких-либо санкций в отношении этих «логик», а лишь констатация, позволяющая поставить ряд очень серьезных и продвигающих нас вперед проблем.

 Значит, логика для вас  это прикладная технология?

 Да! Вы достаточно точно это фиксируете. Я бы сказал только чуть-чуть иначе. Логика для меня обязательно должна быть прикладной, и в этом своем качестве она является технологией мышления и деятельности. А то, что не является технологией мышления и деятельности,  это не логика, хотя оно и может разрабатываться как «логическое исчисление».

Отсюда для меня в качестве основной выступает проблема переноса свойств технологии, фиксируемых в сфере приложения, в сферу разработки и порождения логических исчислений. Как это происходит и как это делать  вот основная проблема дальнейшего развития логики. Но обеспечивается все это, как я утверждал в п.1, в первую очередь за счет исследований мышления и в особенности за счет исследований функционирования средств, методов, норм, формальных исчислений и т.п. в реальных процессах мышления и деятельности. Поэтому на схеме 4 надо добавить еще сферу исследований, охватывающую все уже представленные там сферы, а также особую сферно-кооперативную связь, замыкающую исследование на все сферы и службы, использующие результаты научных исследований (см. схему 5).



Схема 5

 Технологии являются своеобразными регулятивами деятельности и мышления. А что является регулятивом технологий?

 Это очень интересный вопрос, но он выводит нас далеко за пределы обсуждаемой нами темы. Я бы сформулировал его так: «Технологии и деятельность. Деятельность и технологии». Именно в такой формулировке его, на мой взгляд, и надо обсуждать. Но, в уточнение всего, я хочу заметить:

1) технологии  это только один из многих видов регулятивов деятельности. Причем, как вы уже отметили,  это своеобразные регулятивы: они существуют внутри деятельности как ее естественноисторические условия и ограничения;

2) поскольку технологии порождаются деятельностью, а затем существуют в ней как ее оестествленные условия и ограничения, они не нуждаются в регулятивах, они просто есть, существуют;

3) другое дело  разработка технологий как особый вид и особая сфера деятельности; она нуждается в своих многочисленных регулятивах, но их надо обсуждать в своем месте  не как проблемы технологий, а как проблемы деятельности технологов.

Еще раз повторяю, что для меня все логики, как и вообще все технологии, являются условными знаково-знаниевыми установлениями, меняющимися исторически в зависимости от многих и разнообразных обстоятельств деятельности и мышления, а поэтому рассматривать их постоянные и вечные свойства и признаки не имеет смысла. Всегда есть только одно такое свойство  это сама функция технологии или логики. Все остальное может меняться как угодно в тех пределах, которые заданы этим функциональным свойством.

 Каким образом определяется оптимальность технологий?

 Понятие оптимальности (если пользоваться им в строгом и точном смысле) неприменимо к технологиям. Это показали В.Я.Дубровский и Л.П.Щедровицкий в своей книжечке 1971 года [Дубровский, Щедровицкий 1971 а]. Рассматривая технологии, надо говорить об их приемлемости в разных отношениях, эффективности в тех или иных условиях и ситуациях, реализуемости на том или ином материале и т.д., и т.п.

Если вопросов больше нет, то я перехожу к следующему пункту моего доклада.