Вимана и вайтмары

ВИМАНА И ВАЙТМАРЫ
Все началось как обычно с элементов синхронии. Иная реальность заявила о себе сначала через сны. Особенность таких синхроничных снов, сопровождающихся специальными знаками прямо внутри сна, в том, что они на следующий день не сбываются. Ни прямо, ни косвенно. Такие сны разворачиваются в пространстве бытия в течение нескольких дней, или недель. А иногда и месяцев. Чем сложнее затеянная игра, тем дольше она разворачивается. Эта игра развернулась надолго.

А началось все с простого. Стоило перед сном съесть слегка пересоленной копченой кеты. Немного съесть. Пол балыка. Причем без пива. С пивом то, конечно можно было списать на алкогольный дурман. Но на этот раз пива организм не захотел. Он прямо так и сказал в момент покупки рыбы:

– А вот пива не бери. Я его не хочу.

Рыба менее вкусной от этого не стала. В принципе, любая серьезная солевая нагрузка на почки приводит к выбросу из тела, и пиво смягчает обратный удар на физическое тело, но оно же и искажает полученную информацию. И ее приходится расшифровывать и фильтровать от всевозможного мусора и лжи обитателей нижних миров, куда уносит именно любой алкоголь или наркотические средства. Так что, в этот раз, получилась чистая солевая бомба. Для почек это конечно вредно, но иногда приходится приносить себя в жертву ради более высокой цели. Эта цель явно стоила того. Поскольку момент выброса из тела мне лично отследить практически не удается, то время, во сколько именно это произошло, установить, также не удалось. А выбросило высоко. Всю Евразию было видно как на ладони. Над землей трассировались тоненькие нити. Я еще подумал:

– “А не они ли создают эти самые параллели и меридианы”? уж очень похоже на полоски на глобусе. Здесь нити казались тончайшими серебристыми паутинками, и постоянно перемещались по невидимой сферической поверхности. И вдруг я сообразил, что они перемещаются не по планете, а по стеклу, через которое я смотрю. А оказался я в некоей шаровидной комнате с прозрачным всем, что меня окружает. Только за спиной оказался непрозрачный кусок чего-то, отдаленно напоминающего дверь. Дверь в трубу, которая уходила вдаль и терялась в черноте неба. И так же я разглядел, что таких труб, со стеклянными капсулами, до фига и больше. И в каждой находится человек. Но они, в отличие от меня, головами по сторонам не вертели, а смотрели вниз. На Землю. И тут меня внезапно поразила грандиозность и масштабность той хреновины, к которой приделаны эти своеобразные стеклянные глаза с людьми внутри.

– Не может быть! Я в тарелке! Но что это за тарелка, таких гигантских размеров?

И на стекле с бегающими паутинками появилась такая же прозрачная надпись:

– “Вимана”.

У меня даже во рту пересохло. Получается, что этот экран как-то отвечает на мои мысли.

– Но, как, зачем, и почему он это делает?

Появилась другая надпись:

– “Вайтмара”

– Не понял…

Надпись на стекле вздрогнула, и на некоторое время стала сплошной полоской, переливающейся разными цветами, потом появилась другая надпись:

– Личная МЕРКАБА.

Тут меня осенило:

– Так вот почему эту Меркабу никак не удавалось увидеть! Она прозрачная! А здесь эти паутинки ее рассекретили.

– Нет! – появилась надпись.

– Что нет? – задаю вопрос, понимая его детсадовскую неконкретность.

– Вайтмара, – появилась вновь надпись.

– А! Понял! Это не Меркаба, это Вайтмара!

На этот раз вспыхнула вся поверхность шара. Хотя определение тоже неверное. Просто поверхность стала более заметной от серебристого сполоха, охватившего всю сферу.

– Понял! Есть разница между ними! В чем?

– Уровень, – появилась надпись.

– Силы, мощности, скорости, чего уровень?

– Любви!

Вопросы все пропали, поскольку это было похоже на пощечину. Я то думал, что у меня Меркаба всем Меркабам Меркаба, а оказывается у меня Вайтмара, которая присоединена к материнскому кораблю Вимане, и без него, похоже, ничегошеньки не может.

– Это так? – Задал вопрос в никуда.

– Да! – последовал ответ.

– Блин! Краткость сестра таланта конечно, но как бы получить развернутую информацию?

– Точный вопрос - исчерпывающий ответ.

– “М-дя…. Тот, кто пишет эти светящиеся строки, похоже, не страдает от дефицита общения, и трепаться попусту не желает”. Кто это пишет?

– Твой разум.

– А кто тогда вопросы задает? – я решил поймать этого шутника на тавтологии.

– Ты!

– Получается, что я и мой разум не одно и то же.

– Одно!

– Вот ты и попался! Как же я могу не знать про себя самого?

– Блокировка информационного шлюза вирусами сознания.

– У меня вирусы? Откуда?

– С планеты!

– С этой? – Я посмотрел на Землю, над которой висел.

– Да!

– Я там заразился?

Полоска не появилась, и я понял, что задал слишком очевидный вопрос. Это точно вирус сознания под названием тупость.

– Прошу прощения. Постараюсь по делу.

– Очень хорошо! Программа дезинфекции активирована.

В голове появилась мятная свежесть, и нелепые вопросы, роящиеся в ней, стали улетучиваться в никуда.

– Вайтмара для дезинфекции перед входом в Виману?

– Нет!

– А для чего тогда она?

– Вимана – мать! Вайтмара – дитя!

– Когда дитя вырастает, что происходит?

– Меркаба!

– А! Вот как все просто! А когда Меркаба вырастает до детородного возраста, то становится Виманой?

– Да!

– А зачем на землю спускаться?

– Опыт! Развитие разума! Рост! Способность противостоять вирусам!

– Кто распространяет вирусы?

– Люди сиона.

– Кто сион?

– Вимана!

– Эта, или другая?

– Много других! Все получают опыт!

– А если вирус побеждает человека, что становится с Вайтмарой?

– Возвращение. Любовь Матери - воскрешение дитя - новый опыт.

– Какова цель?

– Жизнь! Опыт! Развитие!

– Как долго все это будет?

– Вечно!

От этого понимания захватило дух.

– А если планета разрушится?

– Планет много. И можно творить! Бесконечность!

– Вот это да!

– Дитя! – В этой вспыхнувшей надписи почувствовалось материнское умиление ребенком, пытающимся сделать первый шаг.

На стекле линии вдруг перестали хаотично бегать, и стали группироваться в одной точке. Потом концентрические кольца стали собираться в ней же. Изображение планеты и изображение на стекле раздвоились, и на стекле масштаб стал увеличиваться. Прямо как в компьютере, когда лупой пользуешься на карте города. Масштаб увеличивался и увеличивался, и на карте появились названия городов, и кружочки, их обозначающие. Паутинки медленно корректировали свое положение и, в конце концов, сошлись в одну точку, как перекрестье прицела. Эта точка оказалась в лесу, в нескольких километрах от поселка Итатка в Томской области.

– Что там?

– Шахты межконтинентальных баллистических ракет.

– Так ведь разоружение прошло.

– Радиоактивные элементы – пища сиона. Несколько точек в одной зоне. В них свозят ядерные отходы практически со всего мира. Силы сиона сконцентрировались в этом регионе. Отсюда начнется порабощение планеты. Мы этого не допустим. Они уже разрушили одну Землю.

Это многословие меня удивило, и я понял, что на этот раз слова пишет мама.

– Радиоактивный могильник есть и возле нашего города…

– Эта точка в зоне.

– А можно ведь дезактивировать радиоактивные элементы. Я слышал, что наш ученый из академгородка грант получил на разработку проекта.

– Люди сиона его уже убили. Все думают, что это из-за денег, которые мир платит за захоронение. Но Сиону не нужны деньги. Ему нужно топливо и планета рабов. Мы щелкнем его по носу.

На стекле появился ряд цифр из приблизительно тридцати разрядов, которые постоянно изменялись. Что они обозначают, я понял лишь, когда старшие, одна за другой, зафиксировались, и стали останавливаться младшие. Цифра за цифрой. Цифры обозначали некое время. Понятными стали только 2007 08 11. Последние шесть цифр останавливались очень медленно, как бы постоянно уточняя что-то. 02 59 59. Потом стали загораться некие огоньки выше цифр. И когда они составили некий завершенный узор, из Виманы ударил луч белого света диаметром в добрую сотню километров. Центр этого луча пришелся в точку скрещенных паутинок в лесу возле поселка Итатка Томской области. Возникло ощущение что свет продавил землю как кусок теста, делая глубокую вмятину. А потом, без единого звука, что добавило зловещности, земля треснула. По двум линиям. По Оби и Иртышу с одной стороны и Енисею с Ангарой по второй. Кусок между ними, как будто провалился глубоко вниз, и провал мгновенно заполнился водой. Все произошло так внезапно, что мозг потерял способность мыслить.

– Там же люди!!!

– Там смертельная болезнь для всей планеты. Люди уже в Вайтмарах. На земле остались только зомби сиона. И они просто напросто не проснулись. А сион остался без пищи и рабов. Так надо. Слишком много света они погасили своими вирусами. Слишком много. Все заслуженно и рассчитано. Никто лишний не пострадал. Обычных людей, сумевших противостоять вирусам, наши работники предупредили заблаговременно, и вывели из зоны поражения, тем или иным способом. Остальные же биологические люди получат новые тела через инкарнационный цикл, а вот сионам больше места нет. Планета чиста.

– А в других местах ведь тоже радиоактивные источники есть. Атомные станции и все такое…

– Силы сиона стянулись сюда, к практически бесконтрольным радиоактивным резервам решив, что окончательно победили Вас, и уже можно начинать захват территории. Мы все согласовали, и все точки погашены другими Виманами в остальных зонах, и это только потому, что вы не справились на местах. Зомби вас погубили, потому что вы допустили заражение своего сознания, и утратили связь со мной. Я выдавала все необходимые инструкции, но увы… Вирусы сиона весьма сильны и исказили все данные. Вы забыли, зачем были посланы. Растеряли и лекарства и инструменты и приборы. Вы не справились с заданием.

Все лицо залила краска стыда, и жар полыхнул по всему телу.

Я действительно не помнил, когда именно не выполнил задания, не помнил самого задания, и не помнил необходимых навыков. Я не помнил вообще ничего. И что самое прискорбное, знал, что все это я забыл. Забыл как самый распоследний негодяй, и теперь из-за этого пришла беда на мою Землю. Гибель людям, гибель животным, гибель деревьям и редким травам, птицам и насекомым. Всему, что так долго развивалось, и стремилось к солнечному свету, именно в этом регионе. По лицу покатились совершенно неконтролируемые слезы.

– Карантин! – появилась надпись на стекле, судя по краткости, уже личного разума. И Вайтмара стала заполняться клубящимся голубым дымом. Спрятаться от него было некуда. Вдох. Сладковатый привкус в горле…. Сознание стало гаснуть и погружаться в сон.
СИБИРСКИЕ ПИРАМИДЫ
Запекшиеся губы тихо прошелестели:

– Пить!

Надо мной склонилось очень гармоничное лицо человека с чуть раскосыми глазами. В его руках была стеклянная пробирка с жидкостью. Растрескавшиеся губы с жадностью припали к краю наклоненной пробирки, и из трещин стала сочиться кровь. Жидкость не была водой. Но жажду утолила. Человек явно жадничал на воду и отнял живительную прохладу слишком рано. Слишком рано. Но глаза его были полны любви и тепла, и я понял, что так надо. Больше пить нельзя. Все тело болело, будто с него сняли кожу. И открытое мясо, соприкасаясь с гладкой и мягкой поверхностью, на которой я лежал, нестерпимо саднило.

– Лучше встать и пусть со всех сторон будет воздух. Так будет легче, – решил я, и рванулся сесть.

Свет померк. И пришло безмолвие. Бархатно-черное безмолвие, которое окутало всего, и принесло блаженство. Блаженство отсутствия разрывающей боли. Отсутствия огненной вакханалии блуждающей по всему телу, отсутствие миллионов вражеских стрел и копий, пронзивших тело со всех сторон. Черная пустота! Ничто, обычно пугающее своей всепоглощающей способностью, напоминающей аннигиляцию, которая страшнее смерти.

– Пить! – прошелестели запекшиеся губы.

Появился человек с глазами полными любви и душевного тепла, со стеклянной пробиркой в руках.

– Дежавю, – попытался улыбнуться я, и губы тотчас треснули, напомнив о существовании боли.

– Айисагин, – тихо, но властно произнес человек и прикоснулся кончиком пальца ко лбу, после того, как освежающая, чуть мятная влага, скользнула внутрь горла.

Вновь обрушилась спасительная и исцеляющая всепоглощающая пустота. В ней не было возможности думать, чувствовать, и что-либо делать. В ней можно было только быть. Просто быть. В полном осознании этого момента.

– Свет, – прошептали губы.

– А как же пить? – произнес человек полный любви и тепла.

Его лицо неизменно улыбалось. Чуть-чуть улыбалось. Как будто извинялось за свою улыбчивую природу перед тем, кто страдает от боли. Но улыбка эта чудесным способом утоляла эту самую боль, и дарила надежду, что теперь все будет хорошо. Теперь уж точно будет все хорошо. Если ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК тебе улыбается, значит, все страшное уже позади. И теперь все будет очень хорошо. Потому что он улыбается, глядя прямо тебе в глаза. А его источающий любовь и добро взгляд, обладает потрясающей способностью проникнуть в самый отдаленный закоулок души. И хочется открыть ее до самого большого предела. Пусть этот взгляд исцелит все. ВСЕ! Этим глазам хочется верить. Полностью. Это – глаза врача. Настоящего врача.

Уж очень они отличаются от тех, жестоких, холодных, змеиных глаз. У людей не должно быть таких глаз. И то не были люди. То были змеи. Или еще кто похуже.

Глаза врача, облаченного почему-то во все черное, потемнели от гнева. Он каким-то непостижимым образом сумел узнать, о чем я думаю, и чего боюсь. Он увидел эти змеиные глаза, и узнал их. Он тоже не любил эти глаза. Тепло и доброта в одно мгновение исчезли из его взгляда и сменились жесткостью, решительностью и собранностью. Они стали глазами воина.

– Сионы! – произнес он, и тут я внезапно осознал, что он все это говорит, не раскрывая рта, и именно этот голос я слышал внутри себя.

Именно этот голос просил, умолял меня продержаться хоть еще чуть-чуть, когда эти змеиные глаза тех врачей, в белоснежных одеждах из суперсовременного исследовательского центра, куда я обратился по поводу постоянной головной боли, что-то пытались добыть из моего разума, ведя с виду совершенно невинные беседы сразу после операции. Но эти беседы, и невинные вопросы, отчего-то давили как лемех бульдозера, и моя неизменная улыбка постепенно угасала на лице, поскольку ум чувствовал странную опасность, исходящую из этих невинных вопросов, и этих миндалевидных зрачков в безразлично стальных глазах. В этих глазах сквозило ничем неприкрытое холодное безразличие. Они усыпляли бдительность своими вопросами, и что-то настойчиво искали в мозгу. Как бы параллельно. Я мысленно одел себе на голову зеркальную пирамиду, как будто она могла чем-то помочь, а они разозлились. Очень разозлились, хотя лица по-прежнему пытались держать резиновые, будто приклеенные суперклеем улыбки. Я подумал еще, откуда в человеке может быть столько фальши, и зрачки такие неестественные. Как у кошки. У людей таких зрачков не бывает.… И, в конце концов, когда я почти потерял способность распознавать смысл всего происходящего, в голове появился этот голос. Он наделил необычайной силой разорвать эту вязкую серую пелену, созданную хозяевами змеиных глаз и лишить их жизненной силы. В тот же самый момент они стали обычными, затравленными, никчемными людьми, которых подчинила чья-то могущественная воля.

– Уходи не торопясь, и не крути головой, – повел меня тот голос.

– Ни в коем случае не выказывай своего страха. Улыбку держи, или наплевательское выражение. Они готовы применить Фаш. И если почуют, что ты сломался… Конец.

Этот голос вывел меня из того мрачного, хоть и сверкающего здания с причудливыми антеннами и напичканного сложной техникой, в котором мне после томографии сделали операцию по удалению махонького тромба в сосуде в мозгу. Этот голос вывел из города, и долго, почти трое суток, вел по лесу, периодически то пропадая в моей голове, то появляясь вновь, как в плохоньком радиоприемнике. А потом внезапная яркая вспышка. И ничего не помню.

– Они шли следом, – не раскрывая рта, стал объяснять человек в черном. – Мы не могли позволить себе раскрыть свои позиции, а твои силы кончались. Мы завели их с твоей помощью в котлован - ловушку, и они применили Фаш. Тебя сильно сожгло. Вороны-маги принесли тебя быстро, практически мгновенно. Я думал, поднять тебя не удастся. Но ты молодец. Ты очень сильный. Семь лет сионы искали ключи к тебе, и так и не смогли их найти. Притом, что ты от них совсем не прятался. Мы поражались твоей выдержке все семь лет, и поэтому четверо воронов, без приказа, нырнули за тобой в волну Фаш, сразу же после ее активизации сионами. Они все в соседних отсеках. Тоже сожжены. Но они счастливы. Очень! Они сумели выдержать огонь чуть слабее Хиросимского, сумели найти тебя в хаосе, и сумели принести тебя сюда. И трое сионов остались лежать в тайге пеплом. Это тоже очень приятно.

У меня в голове внезапно вспыхнула картина Вайтмары, Виманы, и луча, промявшего землю.

– Какой сейчас год? – чуть ли не закричал я.

Врач усилил улыбку:

– Провал памяти - это еще не самое страшное в твоем состоянии.

Рта он по-прежнему не раскрывал.

– Какой сейчас год? – настойчиво повторил я.

– Две тысячи седьмой, – вновь улыбнулся загадочный доктор.

– Число, месяц… – затараторил я.

– Не волнуйся так! Время идет последовательно. Ты не попал в прошлое, и не попал в будущее. Ты находишься в том же самом времени, как и раньше, две недели в нашей больнице. Время идет, как положено. В сутках двадцать четыре часа. В месяце тридцать или тридцать один день. В феврале двадцать восемь. Все нормально.

– Какое сегодня число и месяц, – повторил я, чувствуя, что от его безмятежного спокойствия начинаю закипать.

– Сегодня среда. Восьмое августа. Его лицо по-прежнему слегка улыбалось.

– Осталось три дня, – произнес я с похоронной интонацией.

Он рассмеялся, и рот, наконец, раскрыл. Белоснежная улыбка меня разозлила.

– Что смешного?

– У тебя тот же самый психоз, что и у миллионов людей.

Я удивился.

– Какой психоз?

– Страх конца света.

– Это психоз?

– Абсолютный. Кто пророчит 2012 год, кто 2013, кто 2025, кто 11 августа 2007. Август каждого года вообще-то богат на приключения, но конца света не будет. Свет не кончается. Кончаются сроки действия того или иного человеческого тела. Перемены происходят, но они носят локальный характер.

– Я про локальность и говорю.

– Я уже слышал тысячи раз, от совершенно разных людей, что 11 августа 2007 года начнется апокалипсис. И нельзя сказать, что эти люди были больны на всю голову. Это психоз, который распространяют пси установки сионов. Они собирают энергию страха с людей как виноград с лозы, всевозможными слухами и галлюцинациями о том, как это будет происходить. Им просто нужна энергия.

– Сионы дислоцируются возле радиоактивных элементов?

Доктор на этот раз уже с интересом взглянул на меня:

– Да! Но ядерного оружия серьезной мощности у них нет. Фаш-разрушители слабые, километрового радиуса действия. Природные ресурсы планеты последствия взрыва гасят за месяц обычной жизнедеятельности. Мутаций, элементы, примененные в фаш-устройствах, не вызывают. И сионы едой просто так разбрасываться не любят. Ее у них и так очень мало. Они не опасны. Кроме конечно вирусов сознания. С ними мы и боремся. Конца света не будет никогда.

– Где мы находимся?

– В Сибири.

– Это я знаю! Где конкретно?

– Быстро же они активировали программку.… Но вот этого я тебе не скажу. Мы обнаружили в тебе пеленгатор сиона, который они тебе установили во время операции, и пирамида его сигналы пока успешно гасит. Пока не найдем способ его демонтировать, отсюда не выпустим. Уж извини. Кстати головную боль они тебе и внедряли своей портативной установкой из дома напротив. А чтобы обратился именно к ним, и рекламу своего центра подбрасывали строго в твоем районе. Ты им был нужен как средство обнаружения нас, и наших пирамид.

– В Сибири нет пирамид!

– Сионы тоже так думают, но факты вводят их в сомнение.

– Что, неужели есть?

Доктор улыбнулся:

– Маяки есть во многих точках планеты. Сибирь не исключение. Сам посуди, такая огромная территория и чтоб без присмотра оставалась? Такое невозможно в принципе. Это нелогично. И пирамиды здесь такие, что египетские - просто крошки по сравнению с ними.

– Так это ты, наверное, про обычные горы говоришь.

– Пирамиды должны иметь геометрически четкую структуру для космической локации и точнейшую поляризацию по магнитным осям. Горы не подходят для этих целей.

– Я не слышал про такие пирамиды.

– И сионы про них ничего не знают. Поэтому спасение всему миру из Сибири придет. Отсюда!

– Если успеет, – пробормотал я.

– Да не будет никакого конца света, ядерной войны, или чего еще. Нет у сионов оружия. Я уже сказал.

– Это будут не сионы. – Я устремил взгляд в пол

Доктор удивился повторно:

– А кто тогда?

– Это будем мы!

– Похоже, кроме передатчика и пеленгатора в тебе еще что-то есть, – доктор улыбался как именинник, получая подарок.

– Вимана!– произнес я, и посмотрел в глаза врачу. Тот мгновенно стал серьезным.

– Это будет удар Виман. Радиоактивные точки - это приманки для сионов. Все сделано специально. По ним и будет удар 11 августа 2007 года, в три часа утра.

Доктор на этот раз смеяться не стал, а вышел в соседнее помещение. Через несколько минут вернулся не менее озабоченным:

– Откуда у тебя такие данные?

– Из Вайтмары. Я видел будущее.

– Что еще ты видел?

– Появился голубой газ, и я уснул. Больше ничего не увидел, и спросить не успел.

– Как ты это видел?

– Сверху! Была карта, серебряные паутинки, цифровые координаты сверху стеклянного шара, а потом кольца, и световой удар. Дата была там же, где и координаты.

Врач стал еще серьезнее, и улыбаться перестал.

– Ты на самом деле был в Вайтмаре. Но, как и когда?

– Мне приснился сон. И у нас осталось три дня.

– Они не могут ударить по своим.

– Вимана сказала, что никого не останется перед самым ударом.

– Но мы же есть!

– Я об этом ничего не знаю. Вимана сказала, что сионы загасят всех, кто имеет отношение к свету. И носителей, и проводников, и источников света.

– Бред какой-то! За три дня они просто физически не смогут этого сделать.

– Я больше ничего не знаю. Я очень устал и хочу спать. Если можете, удалите из меня эти пеленгаторы, и передатчики, и все остальное, что, как вы считаете, принадлежит сионам.

Я рухнул обратно на лежанку, поскольку сознание улетучилось из тела, как газ из баллончика для сифона.

Очнулся я вновь в Вайтмаре. Земля была окутана коричневой мглой и имела безжизненный вид.

– Как же так? Что случилось?

Стекло безмолвствовало, как бы стыдясь выдать правду, а врать оно не имело права, а потом появилась надпись:

– Недоразумение.

– Недоразумение? – взорвался я, – всю планету в расход.… Это, по-вашему, недоразумение? Уж лучше бы сионы ее захватили. Люди хоть живы, остались бы, и все осталось бы живым.

По полу начал струиться голубоватый туман, и я сообразил, что меня сейчас усыпят. Тема сионов была не подлежащей обсуждениям, да и терпеть психопатов никому не интересно.

– Приношу извинения за эмоциональную несдержанность, – пошел на попятную.

Дым всосался обратно.

Внутри бушевал огонь гнева, но я его погасил тотальной неподвижностью, замерев в специально принятой неудобной позе. Вскоре появилось равновесие.

– Прошу информации, которая доступна моей категории.

На экране зажглись 14 зеленых треугольников. По коже пробежали мурашки. Четырнадцать! Сразу на четыре ступени больше. Это серьезное повышение. Гнев и раздражительность несопоставимы с таким уровнем. И в уме внезапно появились знания, которые позволили участвовать в совете. Ошибку в расчетах искали все сообща, во всех Вайтмарах. И я был допущен к этой работе. Никто никого не обвинял, все были заняты разбором ситуации.

– Синхронизация импульсов?

– Абсолютная.

– Запуск маршевых двигателей?

– Нулевой.

Компьютер Виманы мгновенно проверял все запрашиваемые данные из любой капсулы, согласовывался с остальными кораблями, и выдавал ответы также на все капсулы.

– Плотность ядра, площади и соотношения водного пространства с сушей?

– Сохранены и сбалансированы.

– Скорость заполнения новых акваторий?

– Расчетная.

– Сдвиг силовых планетарных осей?

– Без погрешности.

– Смена магнитных и энергетических полей?

– Расчетная.

– Фиксация новых полей?

– Отсутствует.

Сферы всех Вайтмар вспыхнули серебристым огнем.

– Есть! Ключ к хаосу найден. Осталось найти причину.

– Связь с координаторами на местах?

– Отсутствует. Уровень радиоактивного фона, соотношение элементов воздушной среды и температурный режим, несовместимы с сохранением жизнедеятельности любых биологических форм.

– Обратный ход. Момент прекращения связи.

Вспыхнула картина земного шара опутанного золотыми нитями. Нити были достаточно толстыми, но и редкими. Двенадцать точек привязки, равномерно распределенных по телу планеты и трассы, соединяющие точки между собой, как авоська надетая на апельсин. Началось прямое воспроизведение, и одна из точек привязки, на момент светового удара оказалась не привязанной к поверхности планеты, и в одну секунду утратила связь с линиями и остальными точками. И как в трагическом триллере про альпинистов, висящих на отвесной скале, начался отрыв других точек от планеты и разрывы светящихся линий. Начались энергетические замыкания и разряды, плазменные дуги и неконтролируемые рывки тела планеты, подобно незакрепленному на электрическом стуле смертнику. А потом, когда погасли все точки, планета вздрогнула, и вспыхнула дуга. От бывшего северного полюса, до бывшего южного. Дуга трижды пробежала вокруг всего шара, и все прекратилось. Земля, ставшая совершенно безжизненной, стабилизировала свое вращение самостоятельно, и уснула вечным сном, укрывшись одеялом бурой мглы. Она получила сильнейшее лекарство от паразитов на своем теле. Лекарство под названием смерть. Счетчик времени показал, что с момента светового удара до момента полного завершения жизнедеятельности живых существ, прошло всего шестьдесят шесть минут, шесть секунд и шестьсот шестьдесят шесть десятитысячных секунды. Тройная шестерка продублировала себя дважды. Это был прощальный привет сиона. Они переиграли нас нашими же руками. Своих агентов, они, конечно же, эвакуировали в момент начала хаоса.

Я молча смотрел на стеклянный экран и не мог выдавить ни слова. Та самая точка, не привязанная к Земле, с которой все началось, была моей. Это я почему-то допустил начало конца и был виной смерти всего живого. И еще горше было оттого, что никто, ни единый человек не сказал ни единого слова укора в мой адрес. А ведь все хозяева Вайтмар знали, чья это точка. И ничего не сказали. Ничего. “Недоразумением” был я. И Вимана очень корректно ответила на мой самый первый вопрос. Еле ворочая языком, я умудрился попросить показать хронику точки 7-12. Своей собственной точки. Мне нужно было узнать, что там произошло и почему я ничего не помню.

На экране появился причудливый узор с двумя перемигивающимися точками. Пристальный взор в эти точки привел к тому, что сменяющийся узор, сделал нечто с сознанием, которое скользнуло в прошлое. Обратно на Землю.

– Пить – прошептали пересохшие губы.

Уже в третий раз появилось то же лицо с добрыми глазами. Это не было дежавю, но скачки по этим временным петлям, запутывают мозг весьма сильно.

– Какое сегодня число?

– Девятое августа, – врач в черном улыбнулся, не в силах сдерживаться, – четверг. Время интересует?

– Нет. Что произошло? Почему я опять на этом странном столе?

– Ты ведь сам попросил удалить из тебя передатчики? Мы это сделали. Вот они. Он показал два окровавленных кусочка мяса на никелированном подносике.

– Это передатчик?

– Мы бы не догадались, если бы они не дублировали те органы, которые в принципе не могут дублироваться. Пеленгатор, например, был твоим третьим глазом.

Я с ужасом прикоснулся к межбровью.

Врач хохотнул.

– Не этот. Реальное глазное яблоко. Просто оно было третье. А третий глаз – лишний.

– Когда я смогу ходить?

– Уже можешь!

– Любая операция требует времени для заживления.

– У нас технологии позволяют проводить операции без этой потери времени.

– Тогда почему я не могу пошевелить ногами.

– Ах да, извини, забыл ремни отстегнуть. Мы подумали, что сионы могли обезопасить свои датчики системой самосохранения или самоликвидации, поэтому тебя и спеленали. Руки освободили, а вот ноги и тело забыли.

Глаза врача смеялись, но я понял, что он шутит поверхностно, потому что за смехом пряталась настороженность. Он ожидал от сионской начинки сюрпризов. А раз так, то и я мог отколоть номер.

– Зачем я здесь?

– Наверное, на смену нашей группе…

– …

– Нам пора повышать квалификацию на другой, более развитой, планетной формации. Здесь мы исчерпали все возможности для роста. Теперь ваша очередь.

– Наша?

– Твоя и твоей группы. Ты ведь уже собрал двенадцать своих “апостолов” и “апостольш”? – доктор Хан, как я его окрестил, не прекращал рассыпать насмешливые искры из своих глаз.

– А ты, вы, откуда это знаете?

Доктор “тяжело вздохнул” и пригласил проследовать за ним. Мы вышли из этого отсека через стеклянные двери, и пошли по коридору мимо одинаковых, как братья близнецы, дверей и отсеков. Двери в отсеках были полностью из стекла. От пола до потолка, и предоставляли на всеобщее обозрение содержимое больничной палаты. Это точно была больница, потому что во всех комнатах стояли совершенно одинаковые столы, с лежащими на них людьми. Во всяком случае, еще четыре отсека, кроме моего, были заняты. К некоторым пациентам, прямо из стен тянулись капельницы, провода, а на самих стенах виднелись редкие экраны приборов. Пол был сделан из странного материала, который перемещение по нему заглушал в совершенстве. Но лежащие в палатах люди каким-то необъяснимым образом почувствовали наше шествие и поднимали головы с неизменно расширенными, восхищенными глазами. Все имели во внешности некий налет восточности. В смысле самурайства.

– Приятно чувствовать себя легендарной личностью?

– Почему легендарной?

– Ну, ты ведь прожил столько времени в окружении сионов и их прихвостней, и выдержал все их провокации.

– Вообще-то, до самой последней встречи с этой странной парочкой, я вообще не знал об их существовании.

– Вот это и вызывает восхищение. Это высшее мастерство. Знать не зная. Почему монахи в монастырях тренируются, медитируют, и живут?

– Наверное, потому что так лучше для более быстрого развития.

– И это тоже конечно, но главное в том, что в миру очень тяжело удерживать эмоциональное равновесие. Хаотичное сознание людей сводит на нет и все тренировочные усилия, и все духовные достижения. Монахи – слабые люди и нуждаются в защите. Как тепличные цветы. Им нужен уход, забота и охрана в процессе развития. Любое воздействие ментального поля мирян, может уничтожить их достижения в долю секунды. Только очень сильные люди могут сохранить духовный потенциал в обыденной жизни среди обычных людей. Ты именно такой человек. Именно поэтому они бросились спасать тебя из огня ядерного взрыва. С радиацией для них справиться пара пустяков, а вот с завирусованным, и неконтролируемым разумом человека, они ничего сделать не могут. Он их разрушает. Поэтому для них даже взгляд мастера великая честь.

– Я мастер?

– Если бы ты не был мастером, то не смог бы собрать и подготовить к инициации такое количество учеников. И уж тем более обоего пола. Женщины очень плохо поддаются тренировкам. Они существа очень зависимые от гормональных ураганов, и, рано или поздно, начинают хотеть семью, детей, и достатка. Так что ты мастер в квадрате, раз сумел именно женщинам объяснить возможность обретения большего, нежели земного семейного счастья. Гормон даром позиции не сдает. Как ты это сумел сделать, для всех загадка. Мы не смогли расшифровать твоих методов, так же как не смогли этого сделать и сионы. Они своих работниц к тебе засылали, но те долго не удерживались, и раскрывали свою суть. К тебе в группу после этого, конечно же, не попадали, но и к сионам больше не возвращались. Они находили свое земное счастье. Пусть и весьма иллюзорное, но счастье. И это тоже большой плюс. Численность зомби сионов уменьшалась, а это очень хорошо. Им очень сложно промыть мозги женскому существу, поэтому отвоевать в пользу Земли женщину - практически то же, что и пару-тройку десятков мужчин.

Хан провел рукой над панелью на этот раз абсолютно непрозрачной, матовой двери в очередной кабинет.

Внутренние габариты были такие же как и больничные, но вот обстановка была иная. Все свободное пространство на стенах, занимали мониторы. Хотя мониторами их назвать было неправильно. Вся стена был один огромный монитор, разделенный на сектора. На двенадцати мониторах шло кино с участием моих друзей. Это было слишком явно похоже на допрос. С каждым беседовала парочка, похожая на тех, с кошачьими глазами. Возникало ощущение, что град вопросов, сыпящийся от этих гостей, до смерти надоел моим друзьям, но ничего с этими гостями они сделать не могли. Странный гипноз или его подобие, парализовал волю и погружал в клейкую среду.

– Что этим уродцам надо?

– Они ищут ключи к твоей Вайтмаре.

– А мои откуда могут знать?

– У тебя есть Вайтмара, поэтому ты мог случайно проговориться, или намеренно научить пользоваться ей кого-то из них.

– Я пытался, но ничего не вышло. Они принцип знают, как управлять, но сделать этого не могут. И сионы не смогут. Все тупят как бараны. Тем более, что я объяснял теорию, а на практике ни у кого, ни хрена не выходило. Я всю дорогу сомневался, что она существует и работает. И вообще я всегда думал, что у меня Меркаба. Самая крутая из всех существующих. Про Вайтмару узнал совсем недавно. Вайтмара-майтмара, шашлык машлык.

– У них ничего не получалось только потому, что они еще не инициированы в этой пирамиде, и Вайтмары в личное распоряжение не получали...

– А я когда ее получил? Я теперь знаю, что она у меня есть, но откуда взялась, понятия не имею.

– Вот видишь, даже ты не помнишь. Хотя здесь уже был. Что уж других в провалах памяти упрекать? Я лично тебя посвящал, а ворон вечности наделил тебя Вайтмарой.

Понятного стало становиться все меньше и меньше.

– Какой еще ворон?

Хан огорченно мотнул головой, и пообещал все объяснить по порядку.

– Именно потому, что я тебе инициировал, ты и слышал мой голос у себя в голове, и шел на мой зов. Наши видящие, с помощью специальных сенсоров, передают принимаемую информацию на мониторы. Это серьезное техногенное достижение, и очень полезное. Взгляд видящего становится доступным всем. И не обязательно каждому развивать эту труднодостижимую способность. У каждого навигатора в этой точке, свои сверхспособности, отточенные до предела. И наша группа неуязвима. Каждый в совершенстве владеет своей частью знания, и целиком ядро из двенадцати составляет полную Меркаба или колесницу бога. Мы нарабатывали совершенство здесь, и одновременно координировали, согласовывали, организовывали все энергетические процессы и преобразования на вверенном нам участке. Теперь пришел черед вашей группы.

– Группа там, а я здесь.

– Урегулируем, – коротко ответил Хан, – только сначала сионы должны отпустить твоих друзей и снять слежку.

– У нас осталось всего два дня.

– Этого хватит с запасом. В город мы тебя телепортнем, а обратно с группой вернетесь уже вертолетом. Человек проинформирован, машина подготовлена.

– Я координат не знаю.

– Всему свое время. Тебе необходимо встретиться с Вороном. Это будет необычная встреча. Весьма необычная. Будь готов.… А впрочем, все равно не будешь. Никто не бывает готов к этой встрече. Все всегда по-разному. Ворон вечности, он и есть Ворон вечности. Главное не пугайся, иначе перестанешь существовать навсегда.

– Вот спасибо! Не пугайся! Это ведь то же самое, что и “не думай об обезьянах”. Теперь я только и буду думать, как бы чего не испугаться, и любая мелочь может меня заставить полные штаны гороху наделать.

Хан только еще шире улыбнулся.

– Входи, – и дружески похлопал по плечу, подталкивая к еще одной овальной двери.

Эта дверь оказалась дверью лифта. И он бесшумно поднялся куда-то очень высоко. Дверь, подобно лепесткам диафрагмы в фотоаппарате, открылась, и я шагнул в совершенно пустую комнату. Никакого ворона там не было. Не было даже его перьев или птичьего запаха. Комната была девственно пуста. Эта пустота несколько напрягала, и я подумал, что если бы здесь была хоть одна единственная пальма, то было бы намного комфортнее. Слева сзади раздался тихий треск, на который я немедленно повернулся. Возле лифтовой двери стояла пальма. В кадке. Точно такая, как я ее представлял.

– Ага! Значит, пальма здесь уже была, но я каким-то образом ее не заметил. А то, что она выглядит именно так, как я ее представил, говорит о том, что я на самом деле ее увидел, когда вошел в комнату, но по той или иной причине не заметил, и мозг этот образ сейчас подкинул.

В этой комнате видимо много чего еще есть такого же незаметного. Я стал вглядываться в пространство, очень тускло, хоть и равномерно освещенное, под разными углами зрения, пытаясь ощутить малейшие полевые искажения. Ведь любой предмет, живой или неживой, искажает энергетические линии пространства своим присутствием. Ничего у меня из этой затеи не вышло. Здесь не было никаких искажений. Похоже, что не было и самого пространственного поля. Это какое-то странное место. В котором ничего нет.

Стоило только это подумать, как со стороны пальмы вновь раздался тихий треск. Я обернулся и обомлел. Пальмы на том месте не было. Ее вообще нигде не было. Я вновь перестал ее видеть. Но она не оставила после себя ни следа ни запаха. Я по миллиметру обшарил то место, где она стояла, и не нашел ничего. Ни пылинки. Пальмы нет. И она не была голограммой или еще какой оптической иллюзией. Она ведь отбрасывала тень на пол. Куда же она могла подеваться? И какое отношение эта комната имеет к ворону?

За спиной почувствовалось некое движение, и я резко обернулся. Ничего там не было.

– Черный ворон, – вдруг всплыла в памяти песенка, и свет стал очень тусклым, нагнетая зловещность.

– Хан прикалывается, – подумал я, – ведь он читает мои мысли как раскрытую книгу, и сейчас балуется с диммером, регулируя здесь освещенность.

– Ворон, вороны, воронье, – пронеслась в голове цепочка мыслей и в комнате стали носиться тени, похожие на птичьи.

– Не! – утвердился я, – ворон вечности не может быть обычной птицей. Он может быть невидимым, но он должен быть большим. Как человек. Как я!

С правой стороны начал двигаться воздух. Это было то самое движение, которое улавливается боковым зрением. Какой-то невидимый объект явно двигался возле стеночки.

– Такое дело не пойдет, – подумал я, окончательно утвердившись, что это Хан формирует все световые эффекты в этом забавном помещении.

– Ворон вечности должен быть видимым как нибудь. Хоть наполовину прозрачности.

И возникла вертикальная непрозрачная нить прямо посередине помещения, из-за которой шагнула воронья лапа, крыло, клюв и туловище. Строго половина огромного ворона или вороны выглядывала прямо из воздуха. Вторая половина была нигде, и я понял, что могу запросто потрогать эту большую птицу. Хотя точно также не смогу прикоснуться к его второй половине. Это понимание восхитило своей загадочностью.

– Хан, сделай ворона полностью, – произнес я, очень четко формируя командную мысль.

И вдруг в голове возник ответ моей же собственной мыслью, – а причем здесь Хан?

Но этот ответ был таким, словно отвечал некто другой. Совершенно чужой. Точно так же, как говорил в голове Хан, но на этот раз, он говорил моим же голосом. Если бы у меня был брат близнец, я мог бы подумать что это телепатирует он. Но у меня не было брата близнеца. И вдруг я осознал, что это мне ответил ворон. Точнее половина ворона.

– Почему половина? Ворон должен быть целым…

Вертикальная нить поехала в сторону и открыла вторую половину птицы. Как будто занавес в театре.

Эту загадку мой мозг не мог решить никак, и пришлось ее просто принять.

– Ну, раз так, значит, пусть будет так!

Ворон довольно щелкнул клювом и повернул голову в профиль.

Вот тут я понял, про что Хан предупреждал. Чего именно нужно не испугаться. У этого ворона, с виду обычного, хоть и очень большого, был один глаз. Единственный. Но он занимал всю его голову. Точнее голова его служила как бы держателем для глаза, как скоба, в которой закреплен школьный глобус. Глаз вращался внутри этой головы и одинаково смотрелся что слева, что справа. Размером этот глаз был с детский мячик. В два раза меньше футбольного. Но он был сделан, если конечно так можно выразиться, из некоего жидкого металла вроде ртути. И он имел абсолютно ровную зеркальную поверхность. В этом глазу отражался я. И эта зеркальность примагнитила мой взгляд насмерть. Я больше не мог ничего делать, кроме того, чтобы смотреть в эту сверкающую ртуть и думать.

Я подумал про пальму, и она появилась в отражении за моей спиной. Сил, чтобы повернуться посмотреть, так ли это на самом деле, у меня не было. Потом внезапно в памяти всплыл мой город, и он немедленно появился в отражении. Я стоял на проспекте Мира, а за спиной стоял памятник Поздееву со сверкающим носом, отполированным суеверными жителями, думающих, что это трение способствует исполнению желаний. В душе возникла острая боль от осознания того, что через два дня там будет океан, и все, что было выстроено с такими усилиями, просто потонет. И в отражении возник океан. Я каким-то образом стоял на воде и смотрел, как солнечные лучи отражаются в плещущихся волнах, а потом вспомнил, что после этого произойдет перекос оси и Земля умрет. И в отражении появился грязно красно-коричневый мрак, дым и хаос. Я смотрел в глазу этого странного ворона все свои мысли, как будто на экране, и не мог понять, как это происходит. Потом я вспомнил сионов, и мрак сформировался сначала в огромные во весь экран змеиные глаза, а потом, плавно уменьшаясь, принял нормальные “человеческие размеры”. Лицо стало видоизменяться и принимать очертания всех виденных мною неприятных людей. Причем я с удивлением заметил, что некоторые из устрашающих обликов, которые я видел ранее, не появлялись в этом отражении. Здесь появлялись только те, кто был загипнотизирован именно сионами. Кольцо Перуна самих сионов не пропускало на Землю. Но оно не могло задержать программирующие пси волны. И люди на Земле становились сионами опосредованно. Они становились агентами, исполняющими чужую волю. Я вдруг понял, почему так происходило. Агентами становились только те, кто ничем полезным или приятным ни для себя, ни для других не занимался. Те, кто утратили свой путь, свое предназначение. А сионы только способствовали этому, сбивая человека с его истинного пути ложными идеями, которые очень похожи на настоящие. Очень похожи. И те, у которых голос души не был достаточно силен, попадали в рабство. Самые активные становились сознательными проводниками сионской идеологии и наделялись сверхъестественными силами и способностями. Это еще более способствовало их воздействию на других людей, которые еще имели хоть какую нибудь связь со своим высшим “я”, и следовали своему пути. Зараза медленно и неуклонно распространялась и набирала силу.

В этот момент я осознал необходимость той тотальной зачистки, которую в будущем претворила в жизнь, точнее в смерть Вимана. Иначе бы наступила смерть всем. Точнее не смерть. Есть нечто хуже смерти. Утрата себя. Своей чести, своего достоинства, своего пути. Утрата звания ЧЕЛОВЕК. Этого никак нельзя было допустить. И я буквально всем телом, всем умом и всей душой понял:

Мне надо удержать точку, во что бы то ни стало. Тогда сионам конец. Только бы удержать точку. И этот образ тотчас отменил бурое одеяло вокруг планеты. Она вновь стала живой.

Пройдет некоторое время, и горечь от потери своих соотечественников утихнет. И будет построено новое общество. В котором не будет сионской пропаганды. Все будет модернизировано. Мне с группой необходимо принять управление точкой и стать координаторами силовых полей планеты в этом регионе. Нам придется вместе с пирамидами уйти под воду, на самое дно, как атлантам, ушедшим под воду в бермудском треугольнике, и не принимать участия в жизни цивилизации. Нам надо управлять энергиями планеты, чтобы там, наверху, могла существовать жизнь. И делать это придется до следующего цикла, когда на смену нам придут другие. А мы пойдем вслед за группой Хана для дальнейшего развития.

Глаз ворона внезапно потерял зеркальность и стал серебристо матовым. Он беззвучно произнес:

– Образ принят. Воплощаю!

И исчез из комнаты, как будто его никогда не было.

Я понял, что все закончилось, и, в глубокой задумчивости, вошел в лифт. Он сам опустил меня в мониторный зал. Встретивший меня Хан, ничего не спрашивал, но очень внимательно наблюдал за всеми моими движениями. В голову своими мыслями он не лез. Я поблагодарил его за эту корректность, и сам сказал:

– Так надо. Так происходило всегда. Просто кто-то должен принять на себя ответственность. Каким бы трудным это не показалось.

Хан кивнул головой:

– Всем нужно однажды принимать ответственность за что-то. Иначе как можно сказать, что ты состоялся? Кто ты такой, если ни за что в этом мире не отвечаешь? Зачем ты тогда вообще нужен? Кто ты? И однажды тот, кто задался таким вопросом, вспомнит детскую считалку:

– На золотом крыльце сидели…

Это детская память еще хранит момент начала игры перед самым воплощением, когда души разделили между собой роли, и прыгнули в тела на землю, чтобы воплотить идеи в материи.

– Кто ты будешь такой?

И перед прыжком каждый участник игры сказал всем, кем конкретно он будет.

И однажды приходит момент, когда нужно отвечать за сказанное там, на небесах, и сделать то, на что рассчитывают другие участники игры. Тогда они выполнят свои обещания. И тогда игра состоится. А если кто-то забывает, что именно обещал.… Тогда плохо всем. Игра рушится. Нет сапожника и все ходят босыми. Даже цари. Нет царя, нет и порядка. Нет портного, всем холодно и стыдно нагими ходить. Или что еще хуже, когда король становится портным, или сапожник царем. Королевич сантехником, а банкир солдатом. Тогда беда. И игра не играется. Два короля войну затевают, потому что должен быть один. И каждый считает себя главным. В одном месте трое портных, и всем троим не хватает денег из-за конкуренции, а в другом месте портных вообще нет, и мучение людям, потому что самим приходится кое-как справляться помимо своих ролей, еще и с непривычными чужими.

– Кто ты будешь такой? Сыграй свою роль до конца, и потом вместе придумайте новую игру, новые роли и опять на Землю.

– Моя игра в том, чтобы удержать точку, чтобы была сама возможность игр для других. Моя игра - играть с энергиями и управлять ими. Делать зиму и лето, посылать засуху и дождь, защищать планету от излишней радиации и делать радугу. Много своих игр. И все это вместе делает общую игру наполненной смыслом. Просто однажды надо принять на себя ответственность за свою собственную роль. И войти в игру. Стать собой.

– Я приму на себя полномочия, – сказал я Хану, – давай координаты пирамид, и я пошел собирать команду. Или координаты знает бортпроводник?

– Нет! – ответил Хан, – координат никто пока не знает. Сионы отсканировали бы их в три секунды, и экипаж уничтожили бы, и сюда бы добрались. Они это уже делали, но никто из экипажа ничего не знает. Вертолет ждет вас, но куда лететь они не знают. Это будешь знать только ты. Вот карта!

На мониторе во всю стену появилась карта Сибири. Появился Красноярск, Абакан, Канск, Ачинск. Некоторые мелкие поселки, которые мне были не знакомы.

Хан ткнул световой указкой в точку на карте прямо в тайге возле махонькой речушки.

– Мы здесь. А вертолет здесь.

Указка переместилась в город. Топлива хватит чтобы доставить вас до места и добраться до точки перезаправки, вот здесь. Потом экипажу, забрав семьи перезаправщиков, нужно попасть вот сюда не позднее этого времени. На табло появились цифры. Времени достаточно, но после формирования защитного купола они в точку проникнуть не смогут. В вертолете откажет вся электроника, и он потеряет управление в момент соприкосновения с оболочкой. Мы в последнее время так загружены, что очень часто не успеваем делать коридоры для пролетающих в зоне самолетов, и они валятся железными гробами, теряя управление. В эту же точку экипаж пусть отправит свои собственные семьи, сразу же после твоего прибытия в город. Запомни все координаты, – Хан коротко взглянул мне в глаза, и я тут же запомнил все необходимые цифры.

– Ты же недавно говорил, что конца света не будет?

– Во-первых, это никакой не конец света, а перестройка. Во-вторых, информация поступает к нам для обработки в свои сроки. Так что не надо меня пытаться ловить на кривизне. Во времена перемен утверждения меняются, бывает каждую секунду.

Мне стало стыдно, и я решил сменить тему:

– Меня мучает один вопрос…

– Про родственников, которые буду эвакуированы и тех, кто останется в зоне затопления?

– Да!

– Очень много ресурсов уже брошено именно на эти перераспределения. Близкие родственники, имеющие теплые душевные связи и любовь, отправляются на совместный отдых, в гости, в путешествия. До твоего появления здесь, я не мог понять гиперактивности этих миграций, с самого начала августа. Теперь все стало ясно. Хороших людей выводят из-под готовящегося удара. Другие будут изъяты личными Вайтмарами или многоместными Меркабами за несколько секунд перед вспышкой. Они проснутся в ту же секунду. Остальные в расход. Это будут либо сионские марионетки, либо неисправимые злодеи, либо пустышки, ничего полезного для мира не делающие, и не умеющие любить. Последнее качество, кстати, будет решающим для эвакуации при необходимости выбора, при дефиците мест в Меркабе. Кого брать полезного или любящего? Так что, даже внутрисемейные связи, которые не отличались теплотой, будут разорваны. И особенно горевать по утопшим, вряд ли кто будет. Тем более что появится масса интересных дел и забот. Людям предстоит очень многое узнать и со многим новым столкнуться, и со многими новыми силами и законами начать сотрудничать для построения мира.

– Отправляй меня в город, – воодушевился я, желая как можно быстрее включиться в игру, выполняя свою роль.

Хан провел меня через еще одну дверь, и я подумал, что, похоже, в этой мониторной комнате все стены оснащены дверьми. В телепортационном зале царил техногенный рай. Воздух приятно покалывал ноздри своей кристальной чистотой, геометрически красиво расположенные стеклянные пирамиды и шары искрились под лучами света, исходящими сверху. Пирамиды преломляли свет радужными сполохами. Посередине на полу был нарисован круг. Хан кивнул головой в его сторону, и я понял, что встать надо в центр. Хан ушел к компьютерной панели, чтобы ввести данные. Три световых обруча пробежали по телу сверху вниз, и я почувствовал себя неуютно:

– А можно сесть?

Хан дернул плечом, будто отгоняя назойливую муху, и я подумал, что это знак согласия. Сел, сложив ноги в сидх