скачать doc
ЛЕКЦИЯ 5
ПАТОЛОГИЯ МЫШЛЕНИЯ.
Мышление является высшей ступенью познания. Основываясь на чувственных образах и представлениях, оно отражает связи и отношения между предметами и явлениями материального мира. Отличается рядом особенностей:
1. В мышлении отражаются не только внешние, воспринимаемые свойства предметов, но и внутренние, существенные связи и отношения. Это обеспечивает более глубокое и точное отражение. Благодаря этому появляется возможность на основе наблюдения одних явлений познавать другие, связанные с ними. Это же создает возможность прогнозирования.
2. Мышление есть процесс опосредствованного отражения. Опосредствованный характер мышления выражается в том, что человек, решая какую-либо задачу, оперирует знаниями и методами, сложившимися в процессе исторического развития общества, выходит за пределы того, что дано непосредственно в ощущениях, восприятиях, представлениях. Это создает возможность получить новые знания о предметах и явлениях. Так, Фалес, решив измерить длину пирамиды, не мог сделать это непосредственно, а выполнил при помощи вычислений, измерив тень от пирамиды и рядом стоящего дерева при одинаковом положении солнца.
3. Обобщенность. Элементарное обобщение возможно уже на ступени чувственного познания. Однако там оно основывается на непосредственно доступных внешних, поэтому часто несущественных, свойствах предметов и ограничено пределами индивидуального опыта человека. Так, в восприятии отражается единичный объект (например, конкретный человек, определенного роста, пола, возраста, внешности). В представлении — общие признаки класса предметов (например, общие внешние признаки человеческой фигуры), в мышлении же отражаются существенные признаки на разных уровнях обобщенности. Это позволяет соотнести индивидуальные и видовые признаки, видовые и родовые (например, понятие о человеке — как представителе биологического вида, характеризующемся сознанием, членораздельной речью, трудовой деятельностью, производством орудий труда).
Таким образом, мышление — это опосредованное и обобщенное отражение существенных и закономерных связей и отношений между предметами и явлениями объективной реальности. Важнейшей особенностью мышления является его проблемный характер. Началом мыслительного процесса является постановка вопроса, выделение проблемы. Главным мотивом выдвижения проблемы является практическая потребность познания, потребность что-то понять в действительности. Выделение проблемы, как правило, сопровождается определенным эмоциональным возбуждением, интересом и сосредоточением внимания. Мы начинаем думать не тогда, когда все понятно, известно, а тогда, когда что-то еще остается непонятным, неизвестным, когда необходимо отделить незнание от знания. Мышление имеет фазовый характер, хотя эти фазы могут быть и незаметны для человека, но как правило, вслед за постановкой проблемы наступает фаза выдвижения и перебора гипотез, а затем их проверки.
Окончательным звеном мыслительного процесса является вывод, ответ, решение.
Мышление осуществляется в форме речи, при этом основным элементом мысли является понятие. Понятие отражает общее, существенное, закономерное в предметах и явлениях действительности. Понятие обозначается словом, поэтому мыслить понятиями — это значит мыслить словами. Понятия формируются в процессе исторического развития человечества и усваиваются в процессе индивидуального развития человека. В процессе формирования понятий отражается развитие мышления, умение выделять в предметах существенные признаки и обобщать по этим существенным признакам. Оперирование понятиями может осуществляться в разных формах, прежде всего в форме суждений и умозаключений.
Суждение — это утверждение или отрицание каких-либо связей или отношений между предметами или явлениями. Суждения могут быть общими (все растения имеют корень; воспалительные процессы сопровождаются повышением температуры), частными (некоторые лекарственные средства имеют побочные действия), единичными (этот пациент болен гриппом). К суждениям приходят как непосредственно, когда в них констатируется то, что воспринимается, так и опосредованно, путем умозаключений. Умозаключение представляет оперирование не отдельными понятиями, а суждениями. Каждое умозаключение состоит из нескольких суждений (посылок) и следствия из этих посылок. Возьмем два суждения: животный белок является аллергеном. Молоко содержит животный белок. Из этих суждений вытекает следствие: молоко может явиться аллергеном. Оперирование понятиями возможно в различных формах: индукции (от частного к общему), дедукции (от общего к частному). Для детского и патологического мышления характерна также такая форма, как трансдукция — умозаключение, переходящее от одного частного или единичного случая к другому частному или единичному случаю, минуя общее, так как в трансдуктивном мышлении нет обобщения.
Операции мышления.
Всякая мыслительная деятельность есть аналитико-синтетическая деятельность мозга, а основным звеном мышления являются мыслительные операции. Таковыми являются анализ и синтез, сравнение, обобщение, систематизация, абстрагирование.
Анализ есть мысленное разложение целого на части или мысленное выделение отдельных его свойств или сторон. Анализ ситуации, в результате которого вычленяются известное и искомое, является началом решения задачи.
Синтез — мысленное соединение частей, предметов или явлений. Синтез восстанавливает расчлененное анализом целое, вскрывая существенные связи и отношения элементов, выделенных анализом.
Сравнение — позволяет устанавливать сходство или различие между предметами и явлениями на основе мысленного выделения их частей или свойств.
Обобщение есть мысленное выделение в предметах и явлениях общего и основанное на этом мысленное объединение их друг с другом. Необходимой предпосылкой обобщения является сравнение предметов. Обобщение может опираться на разные признаки, но самое важное значение имеет обобщение, основанное на выделении признаков не только общих, но и существенных для данных предметов или явлений. Именно такое обобщение ведет к образованию понятий, к открытию законов. Примером обобщения по несущественному признаку может быть следующая фраза: «Шли два студента и дождь, один — в университет, второй — в пальто, третий — в осенний вечер». Обобщенность мышления, умение выделять в предметах существенные признаки является одним из важнейших показателей уровня развития мышления.
Систематизация, или классификация — мысленное распределение предметов по группам и подгруппам в зависимости от их сходства и различия. В зависимости от того, какой признак кладется в основу, классификации могут быть разные. Примером классификации могут быть систематика животного мира Линея, различные классификации заболеваний.
Абстракция — важнейшая характеристика мышления, представляет собой отвлечение каких-либо свойств предметов и явлений от других и их изолированное рассмотрение. Научная абстракция является непременным условием познания сложных объектов, которые невозможно познать сразу и целиком.
Виды мышления.
Мышление человека не только включает в себя различные операции, но и протекает на различных уровнях, в различных формах, что позволяет говорить о существовании различных видов мышления. Так, в зависимости от характера решаемой задачи, от того с чем оперирует мысль, выделяют 3 вида или уровня мышления: предметно-действенное, или ручное — мыслительные операции происходят в действиях с конкретными предметами; наглядно-образное, котором основной единицей мышления является образ; и, наконец, — ведущий для человека вид мышления — словесно-логическое, или понятийное, в котором в качестве основной единицы выступает понятие. Указанные виды мышления развиваются в процессе онтогенеза последовательно от предметно-действенного к понятийному.
Предметно-действенное мышление является ведущим у ребенка до 2-3-летнего возраста и проявляется в процессе непосредственных действий с предметами. Этот вид мышления является исходным в формировании любой мыслительной операции. Для него характерен целый ряд особенностей.
Прежде всего, оно тесно связано с конкретной ситуацией, осуществляется в процессе практической деятельности. Например, на предложение «считать» следует вопрос: «Что считать?», так как мыслительные операции на этой стадии не существуют абстрагирование от конкретного предмета. Этот вид мышления насыщен эмоциональными тенденциями. Для него характерен синкретизм, проявляющийся в том, что случайные поверхностные признаки объединяются в комплекс, не отражающий сути предмета; преобладает трансдуктивный характер связей (отсутствие иерархии признаков: родо-видовых, частное-общее и т. п.); низкая критичность по отношению к своим действиям. Одним из главных признаков предметно-действенного мышления является эгоцентризм, проявляющийся в том, что ребенок не понимает относительности явлений, предметы рассматриваются им вне связи с другими предметами, а точкой отсчета в рассуждениях является сам субъект. Пиаже показал это целым рядом конкретных случаев, например, ребенок 5 лет идет по улице, наблюдая за Луной, и считает, что Луна следует за ним, Когда он войдет в булочную, Луна остановится и подождет его. Эти особенности предметно-действенного мышления делают его недостаточно эффективным.
Наглядно-образное мышление (4 – 7 лет) также характеризуется синкретизмом, насыщено эмоциями, для него характерна низкая критичность и эгоцентризм, невозможность правильного соотнесения частного и общего, непонимание обратимых отношений. Предметно-действенное и наглядно-образное мышление — это допонятийные виды мышления, так как они ограничены проблемами, касающимися конкретных, реальных объектов и операций с ними, а оперирование понятиями носит случайный, не всегда осознанный характер.
С началом школьного обучения интенсивно развивается словесно-логическое, понятийное мышление. Понятийное мышление — это всегда осознанное вербализованное мышление. Важнейшей характеристикой понятийного мышления является децентризм в противовес эгоцентризму допонятийного мышления. Децентризм проявляется в том, что логически мыслящий человек выходит за пределы собственной системы отсчета. В связи с тем, что движение мысли идет не на одном уровне, появляется возможность правильного соотнесения частного и общего, понимание обратимых операций. В связи с этим постепенно (по данным Пиаже, с 11-12 лет) формируется способность размышлять логически об абстрактных отвлеченных проблемах, появляется потребность проверить правильность своих мыслей, принять точку зрения другого человека, мысленно учитывать и соотносить одновременно несколько признаков или характеристик объекта. Так называемая «обратимость» мышления позволяет менять направление мысли с прямого хода рассуждения на обратный, возвращаться: к исходному состоянию того или иного объекта. Ребенок начинает понимать, например, что сложение — это действие, противоположное вычитанию, а умножение — делению. Появляется чувствительность к чужому опыту и возможность включения чужого и исторического опыта в собственную систему мышления. Для понятийного мышления характерна высокая критичность и полнота понимания, включая понимание скрытого, переносного смысла и подтекста.
Мышление взрослого человека включает признаки всех трех видов: ручного, наглядно-образного и понятийного. Соотношение этих видов мышления при этом определяется не только возрастными, но и индивидуальными особенностями и связано с доминированием одного из полушарий. Преобладание действенного и наглядно-образного мышления характерно для людей с доминирующей активацией правого полушария. Как правило, такие люди более успешны в технических видах деятельности, им легче даются геометрия и черчение, они склонны к художественным видам деятельности. У лиц с доминированием левого полушария отмечается более высокая успешность теоретического, вербально-логического мышления, они более успешны в математике (алгебре), научной деятельности. В практической деятельности взрослого человека происходит постоянный переход от практического к образному и логическому мышлению и наоборот.
Интуитивное мышление характеризуется быстротой протекания, отсутствием четко выраженных этапов, малой осознанностью, в отличие от дискурсивного, поэтапно развернутого, осознанного мышления. Природа интуиции теснейшим образом связана с развитием пространственных представлений, а логическое мышление, опирающееся на приобретенную сумму знаний и опыт, сочетается с относительным преобладанием наглядности.
Творческое и критическое мышление. Если рассматривать мышление с точки зрения новизны, оригинальности решаемой задачи, то можно выделить мышление творческое (продуктивное, дивергентное, креативное) и воспроизводящее (репродуктивное, конвергентное). Творческое мышление — это мышление, результатом которого является открытие принципиально нового или усовершенствование решения задачи. Гилфорд, известный исследователь креативного мышления, выделил 4 основных, фактора креативности.
1. Оригинальность характеризует своеобразие творческого мышления, необычность подхода к проблеме, способность давать нестандартные ответы.
2. Гибкость — способность к разнообразию ответов, к быстрому переключению. Определяется обычно степенью разнообразия ответов, возможностью придумать как можно больше способов применения обычных вещей (например, кирпича, авторучки, газеты и т. п.) или в способности изменить форму стимула так, чтобы увидеть в нем новые возможности (например, как из 6 спичек построить 3 треугольника со стороной в 1 спичку).
3. Интеграция как способность одновременно учитывать несколько противоположных условий, подпосылок или принципов.
4. Чувствительность как умение подметить едва заметные детали, сходство или различие.
Изучая креативное мышление, Торранс установил, что пик креативности отмечается в детском возрасте (от 3,5 до 4,5 лет), затем она возрастает в первые три года обучения в школе и в предпубертатном периоде. В последующем отмечается тенденция к ее снижению. Этому способствует жесткая алгоритмизация школьного обучения, требования социальной среды, накладывающей ограничения на проявления нестандартного поведения. Вместе с тем прогресс человечества обеспечивается именно креативными, творческими личностями.
В качестве препятствий творческого мышления, часто неосознанных, выступают конформизм (стремление быть как все, боязнь выделиться. Именно поэтому существует внутренняя цензура — человек отбраковывает все, что может оказаться непринятым другими людьми); ригидность — стремление мышления идти проторенными путями, решать задачи привычными способами (именно по этой причине первые пароходы, которые ходили по Волге, имели кирпичные трубы); излишне высокая мотивация, стремление найти ответ немедленно также часто заставляет человека использовать первое пришедшее в голову решение, которое, как правило, не является новаторским. Поэтому лучшие решения приходят на отдыхе.
Для активизации творческого мышления при решении сложных задач Осборн предложил метод мозгового штурма. В методе мозгового штурма организуется деятельность группы специалистов, которым задается тема, разрешается свободное высказывание любых идей и исключается критика этих идей. Эффективность метода основана на том, что групповая ситуация стимулирует выработку новых идей (средний человек в группе дает вдвое больше идей), по мере увеличения количества идей улучшается их качество. Мозговой штурм должен обязательно проводиться несколько дней, поскольку, как уже было упомянуто выше, лучшие решения приходят на отдыхе. Оценивать результаты должны эксперты, не участвующие в работе группы, так как критичность по отношению к своим идеям у человека, как правило, снижена.
Критическое мышление — проверка предложенных гипотез с целью определения области их возможного применения. Можно сказать, что творческое мышление создает новые идеи, а критическое выявляет их недостатки и дефекты.
ПРОБЛЕМА ИССЛЕДОВАНИЯ НАРУШЕНИЙ МЫШЛЕНИЯ
Нарушения мышления являются одним из наиболее часто встречающихся симптомов при психических заболеваниях. Некоторые из них считаются типичными для той или другой формы болезни. Проблема мышления возникла как предмет психологии в начале 20-х гг. нашего века в вюрцбургской психологической школе. Господствовавшая до этого ассоциативная психология не ставила перед собой проблемы анализа мыслительной деятельности. Мышление сводилось к «сцеплению» ассоциаций. Само мышление рассматривается как производная функция от других психических функций: памяти, внимания. Эти положения ассоциативной психологии определили во многом исследования в области патологии мышления. Нарушения мышления выводились из нарушений других функций. Пытались показать, что в основе нарушения мышления лежало нарушение так называемых предпосылок интеллекта: памяти, внимания. Сущность нарушения мышления сенильных больных сводится к нарушению памяти, нарушению способности удерживать воспринятое. При объяснении нарушений мыслительных процессов при травмах мозга ряд авторов склонялись к мнению, что в этих случаях интеллектуальные нарушения наступают из-за расстройства внимания.
Большое внимание оказали на патопсихологические исследования в области мышления положения вюрцбургской психологической школы. Как известно, представители вюрцбургской школы (О. Кюльпе, Н. Ах, О. Зельц и др.) выдвинули положение, что мышление несводимо к процессу ассоциаций, что оно имеет свою специфику, не сводимую к наглядно-образному содержанию ощущений и восприятий. Выдвинув впервые понятия «цель», «задача», эта школа противопоставила механизм мышления чувственному познанию. Мышление было объявлено актом «чистой» мысли, не связанной ни с прошлым опытом, ни со знанием.
Большое влияние на исследования мышления оказали работы школы гештальтпсихологии. В работах В. Келера, М. Вертхаймера, К. Дункера мышление рассматривается как внезапное, не подготовленное прежним опытом и знаниями «понимание» ситуации. Деятельность мышления заключается, по их мнению, в том, что отдельные части («конфигурация») проблемной ситуации переструктурируются; образуется новое «целое», новый «гештальт». Отдельные элементы проблемной ситуации воспринимаются в новых отношениях, в зависимости от нового «гештальта». Само же переструктурирование происходит благодаря внезапному схватыванию — «инсайту».
Одно из основных положений отечественных психологов о мышлении (Л. С. Выготский, П. Я. Гальперин, А. Н. Леонтьев, С. Л. Рубинштейн) состоит в том, что мышление является процессом овладения системой общественно-исторически выработанных операций и знаний.
Мышление определяется в отечественной психологии как обобщенное и опосредованное отражение действительности, тесно связанное с чувственным познанием мира и практической деятельности людей.
Мышление является особой формой человеческой деятельности, рождающейся в практике, когда перед человеком встает необходимость разрешить какую-нибудь задачу.
Мыслительная деятельность заключается не только в умении познать окружающие явления, но и в умении действовать адекватно поставленной цели. Мыслительный процесс является активным, целеустремленным процессом, направленным на разрешение определенной задачи, личностно мотивированным.
Суммируя все вышесказанное, следует подчеркнуть, что мышление является деятельностью, опирающейся на систему понятий, направленной на решение задач, подчиненной цели, учитывающей условия, в которых задача осуществляется.
Для успешного выполнения задачи необходимо постоянно удерживать эту цель, осуществлять программу операций, сличать ход выполнения с ожидаемым результатом. На основе этого сличения происходит коррекция неправильных ходов.
Эти положения отечественной психологии о структуре мышления являются основой анализа различных форм патологии мышления.
Нам представляется возможным выделить следующие три вида патологии мышления: 1) нарушение операционной стороны мышления, 2) нарушение динамики мышления, 3) нарушение личностного компонента мышления.
Особенности мышления каждого отдельного больного далеко не всегда могут быть квалифицированы в пределах одного вида нарушений мышления. Нередко в структуре патологически измененного мышления больных наблюдаются более или менее сложные сочетания разных видов нарушений.
НАРУШЕНИЯ ОПЕРАЦИОНАЛЬНОЙ СТОРОНЫ МЫШЛЕНИЯ: СНИЖЕНИЕ УРОВНЯ ОБОБЩЕНИЯ, ИСКАЖЕНИЕ ПРОЦЕССА ОБОБЩЕНИЯ.
Мышление как обобщенное и опосредованное отражение действительности выступает практически как усвоение и использование знаний. Это усвоение происходит не в виде простого накопления фактов, а в виде процесса синтезирования, обобщения и отвлечения, в виде применения новых интеллектуальных операций.
С. Л. Рубинштейн (1958) в своей работе «О мышлении и путях его исследования» указывает, что обобщение есть следствие анализа, вскрывающего существенные связи между явлениями и объектами. С другой стороны, оно представляет возможность установления связи между самими понятиями. Обобщение идет не только путем заново совершаемого обобщения единичных предметов, а путем обобщения прежних обобщений. На это указывал Л. С. Выготский. Обобщение дано в системе языка, который служит передаче общечеловеческого опыта и позволяет выйти за пределы единичных впечатлений.
При некоторых формах патологии психической деятельности у больных теряется возможность использовать систему операций обобщения и отвлечения.
Исследования мышления больных, страдающих различными заболеваниями мозга, обнаружили, что нарушения операциональной стороны мышления принимают различные формы. При всем их разнообразии они могут быть сведены к двум крайним вариантам: а) снижение уровня обобщения, б) искажение процесса обобщения.
СНИЖЕНИЕ УРОВНЯ ОБОБЩЕНИЯ
Снижение уровня обобщения состоит в том, что в суждениях больных доминируют непосредственные представления о предметах и явлениях; оперирование общими признаками заменяется установлением сугубо конкретных связей между предметами. При выполнении экспериментального задания подобные больные не в состоянии из всевозможных признаков отобрать те, которые наиболее полно раскрывают понятие. Нарушения типа конкретно-ситуационных решений чаще обнаруживаются при выполнении тех заданий, в которых предполагается умение оперировать общими признаками, раскрывается аналитико-синтетическая деятельность мозга.
I. Классификация. При ярко выраженном снижении уровня обобщения больным вообще недоступна задача на классификацию: для испытуемых предметы оказываются по своим конкретным свойствам настолько различными, что не могут быть объединены. Даже стол и стул нельзя отнести к одной группе, так как «на стуле сидят, а на столе работают и кушают». Больной отказывается объединить ключ и ножницы, так как они разные: «Это ключ, а это ножницы, что же может быть между ними общего?».
В некоторых случаях больные создают большое количество мелких групп на основании чрезвычайно конкретной предметной связи между ними, например, ключ и замок, перо и ручка, нитка и иголка, тетрадь карандаш. Или отказываются объединить в одну группу кошку с собакой, «потому что они враждуют»; лису и жука, потому что «лиса живет в лесу, а жук летает». Частные признаки «живет в лесу», «летает» больше определяют суждения больного, чем общий признак «животные».
Иногда испытуемые объединяют предметы как элементы какого-нибудь сюжета. Например, одну группу составляют яйцо, ложка, нож; другую — тетрадь, перо, карандаш; третью — замок, ключ, шкаф; четвертую — галстук, перчатки, нитки и иголки и т. д. При этом испытуемый объясняет: «Он пришел с работы, закусил яйцом из ложечки, отрезал себе хлеба, потом немного позанимался, взял тетрадь, перо и карандаш...» Такого рода ошибочные решения мы обозначаем как конкретно-ситуационные сочетания.
В основном такие решения встречаются у олигофренов (у 95% этих больных), а также у больных с рано начавшимися эпилептическими процессами (86%). Такой тип решений наблюдается и у значительной части больных, перенесших тяжелые формы энцефалита (70%). В психическом состоянии этих больных преобладали данные об их общем интеллектуальном снижении.
В некоторых случаях при более выраженной степени заболевания больные затрудняются даже в объединении слов по конкретному признаку. Так, например, один из больных эпилепсией составляет следующую группу слов: петух, козел, собака, лошадь, кошка. Казалось бы, что им образована группа на основании обобщенного признака «животные», но больной тут же объясняет: «Вот у крестьянина собака, петух, козел — все это в хозяйстве; может быть, кошка ему не нужна, хотя нет, если есть собака может быть и кошка». Составленная им группа — это не группа «животные» вообще и даже не группа «домашние животные», а конкретные животные у конкретного хозяина, у которого может и не быть кошки.
Иногда мы сталкивались с таким решением задачи, когда больные предлагали разделить предметы по признаку определенного вида производства: писчебумажного, хозяйственного, жестяно-скобяного и т. д.
Иногда предметы «сортируются» таким образом, что объединенными оказываются лишь ближайшие два предмета. Например, к столу присоединяется диван («у стола надо сидеть»); к дивану прикладывается книга («на диване хорошо читать»), тетрадь («может, написать нужно что-нибудь»), карандаш («пишут карандашом или ручкой, здесь ее нет»). Сама задача классификации больными не принимается.
Операция классификации, в основе которой лежит выделение ведущего свойства предмета, отвлечение от множества других конкретных свойств, особенностей предметов, вызывает затруднения, и больные прибегают к ситуационному обоснованию групп.
II. Исключение. Аналогичные результаты были выявлены у этой группы больных при выполнении задания по методу исключений. Наибольший процент таких решений обнаружился у олигофренов (87,5%) и у больных эпилепсией (78,9%), т. е. у тех больных, которые и задание на классификацию предметов выполняли по типу конкретно-ситуационных сочетаний (соответственно 95 и 86% решений). При более выраженной степени интеллектуального снижения больные не могут понять самого смысла предлагаемой задачи. Они не могут усвоить, что для исключения четвертого лишнего предмета необходимо объединение трех предметов по какому-то принципу, руководствуясь которым, надо противопоставить им четвертый. Сама умственная операция объединения и противопоставления оказывается им не под силу. Нередко сразу же после ознакомления с инструкцией больные протестуют: «Здесь ничего лишнего нет, все предметы нужны». Так, больная при предъявлении изображений ботинка, туфли, сапога и ноги заявляет: «Извините, здесь нет ничего лишнего. Это человеческая нога, на нее можно и туфлю, и ботинок, и сапог, и чулок надеть...». Когда же экспериментатор предлагает исключить ногу, так как она является частью тела, а остальные три предмета представляют собой обувь, больная смеется: «Что это вы шутите, не понимаю? Разве можно ногу удалить? Если бы не было у человека ноги, то зачем ему нужна обувь?»
Больные подходят к изображенным предметам с точки зрения их жизненной пригодности или функциональной взаимосвязи и не могут выполнить того теоретического действия, которого требует от них задача. Так, например, при предъявлении карточки, на которой изображены термометр, часы, весы, очки, больной заявляет, что надо удалить термометр, так как он «нужен только больному человеку». Другой больной предлагает объединить часы, термометр и очки, так как, «если человек близорукий, он смотрит на термометр и на часы через очки». При предъявлении четырех предметов, из которых три относятся к источникам искусственного света (керосиновая лампа, свеча, электрическая лампочка) и один—естественного (солнца), больные часто выделяют в качестве лишнего предмета керосиновую лампу, объясняя, что сейчас она уже не нужна, «даже в самых глухих местностях проводится электричество». Другие больные по тем же мотивам считают лишней свечу.
Невозможность выполнения задания в обобщенном плане, неумение отвлечься от отдельных конкретных свойств предметов связаны с тем, что больные не могут усвоить условности, скрытой в задании.
III. Особенно четко выступает такое непонимание условности при толковании испытуемыми пословиц и метафор.
Как известно, пословицы являются таким жанром фольклора, в котором обобщение, суждение передаются через изображение отдельного факта или явления конкретной ситуации. Истинный смысл пословицы только тогда становится понятным, когда человек отвлекается от тех конкретных фактов, о которых говорится в пословице, когда конкретные единичные явления приобретают характер обобщения. Только при этом условии осуществляется перенос содержания ситуации пословицы на аналогичные ситуации. Такой перенос сходен по своим механизмам с переносом способа решения одной задачи на другую, что особенно четко выступает при отнесении фраз к пословицам. Рассматривая проблему переноса, С. Л. Рубинштейн отмечает, что «в основе переноса лежит обобщение, а обобщение есть следствие анализа, вскрывающего существенные связи».
Больные, которые не могли выделить обобщенный признак в опыте на классификацию предметов, часто не могут передать переносного смысла пословиц. «Куй железо, пока горячо» означает, по мнению одного из больных, что «железо нельзя ковать, когда оно холодное». Еще один больной при предъявлении пословицы «Не в свои сани не садись» говорит: «Зачем же в чужие сани садиться? Как же это? Нехорошо в чужие сани лезть! Может быть, кто задумался и по рассеянности не в своих санях уехал?» Экспериментатор: «Ну, а если человек не за свое дело взялся, можно применить эту поговорку?» Больной: «Нет, нельзя, тут ведь сани, а там какое-то дело». Лишь с большим трудом удавалось в некоторых случаях объяснить больному переносный смысл; однако при предъявлении следующей поговорки такой больной опять пытался передать лишь ее конкретное содержание. Вследствие того, что слово выступает для больных в его конкретном значении, они не могут осмыслить условность, которая кроется в поговорке.
В некоторых случаях больные способны понять переносный смысл, но пословица кажется им недостаточно точной, не отражающей все фактически возможные жизненные случаи. Так, один больной не соглашается с пословицей «Шила в мешке не утаишь», заявляя: «Это не всегда так. Бывает же, что жулики скрываются, их не поймаешь. Я знаю такой случай». Другой больной заявляет по поводу поговорки «Волков бояться — в лес не ходить»: «Это неверная пословица. Иногда не нужно рисковать: эта пословица проповедует лихачество».
В данном случае тот факт, что пословица не может быть применена ко всем жизненным случаям, мешает им признать ее правильность. Больные не могут отвлечься от того, что смысл пословицы может не совпадать с частными жизненными ситуациями. Следовательно, и в этих случаях выступает чрезмерная связанность суждений больных реальными жизненными фактами, неумение абстрагироваться от них, что приводит к непониманию условности содержания пословицы и метафоры.
IV. Особенно четко выступает непонимание условности в опыте на опосредствованное запоминание (метод пиктограмм). Сложность этого задания состоит в том, что рисунок не может (и не должен) отразить того обилия ассоциаций, которые могут актуализироваться при восприятии слова; необходимо отобрать лишь какую-нибудь из них, которая способна «стать» на место слова, а это возможно лишь при достаточном уровне обобщения.
Исследуя больных с грубыми поражениями мозга, Г. В. Биренбаум отмечала в своей работе, что затруднения при выполнении этого задания столь велики, что иногда больные не могут остановиться на каком-нибудь определенном рисунке, так как ни один не передает достаточно полно и точно конкретное значение слова. Аналогичные факты наблюдались и у наших больных. Так, один из них хочет для запоминания слов «голодный человек» нарисовать хлеб, но тут же отвергает этот рисунок как неправильный: «У голодного человека-то ведь как раз и нет хлеба». Тут же он решает изобразить фигуру худого человека, но и этот рисунок его не удовлетворяет, ибо «ведь человек может быть худой не из-за голода, а из-за болезни».
Не будучи в состоянии понять условность, содержащуюся в задании, больные часто пытаются уточнить буквальный смысл слова. Так, больной с раздражением упрекает экспериментатора: «Вы же мне не сказали, какой это голодный человек и почему он голодный: потому ли, что жертва стихийного бедствия, или потому, что он безработный в капиталистической стране, или он просто не успел покушать». Вместо обобщенного понятия «голодный человек» выступают разные представления о голодном человеке в разных ситуациях.
Больной эпилепсией. Сомнение. Как сделать, в чем можно сомневаться? Ведь можно в людях сомневаться, можно сомневаться в том, что не знаешь, какое решение принять. Слабовольные люди часто сомневаются. Можно сомневаться и в вещах. Вот купишь вещь, например материал на костюм или платье. Как знать, чистая ли шерсть или нет? Видите, как можно сомневаться по поводу скольких вещей, а вы хотите, чтобы я так сразу и изобразил. Для этого надо обладать талантом, надо уметь все это изобразить, а одним каким-нибудь рисунком невозможно это сделать, я так не согласен.
Снижение уровня обобщения обнаружилось не только при выполнении описанных экспериментальных проб, требовавших более или менее сложной аналитико-синтетической деятельности, но и при актуализации ассоциаций.
V. Ассоциативный эксперимент обнаруживает необобщенный характер их ассоциаций. В ряде случаев ответная реакция отсутствовала; само требование «отвечать любым словом» являлось для больных слишком условным заданием: «Стол есть стол, что же мне говорить?» Большое количество ответных реакций больных являлись обозначением функции или признака предмета («карандаш — писать»; «ягода—красная»), часть ответов были синонимами предъявленного слова и лишь 21% ответов носил адекватный характер.
VI. Невозможность отвлечения от всей совокупности конкретных свойств и деталей предметов приводит к тому, что больные не могут правильно решить простейшую задачу, если она требует сопоставления этих свойств, оттормаживания одних, выделения других. Выполняя задание «установление последовательности событий», больные руководствовались отдельными частными деталями картины, не увязывая их. Так, больная С. при предъявлении серии картинок, на которых изображено, как на мальчика, идущего через лес, нападают волки и как он влезает на дерево, заявляет: «Яблоки рвет, вот залез на дерево». Когда экспериментатор обращает внимание больной на снег и подсказывает, что зимой яблоки не растут, больная заявляет: «Да, действительно, как же я так?.. Зачем он залез на дерево?», но не исправляет ошибку. Любой раздражитель вызывает привычные частные ассоциации: мальчик влез на дерево, следовательно, рвет яблоки; в руках у человека топор — идет в лес дрова рубить. Отдельные детали не увязываются, не синтезируются, ситуация в целом не осмысливается. Возникающие у больных ассоциации обусловлены лишь отдельными, изолированными элементами предъявленной картинки. Смысловые взаимосвязи между элементами воспринимаемой больным ситуации не играют никакой роли в возникновении и течении ассоциации. Суждения больных о предмете не включают в себя всего того существенного, что действительно к нему относится. Поэтому познание больных неполное, несовершенное, скудное. Из-за этого чрезвычайно суженного круга ассоциаций, малого круга знаний и умений больные крайне ограничены в возможностях и могут действовать лишь при некоторых жестко предопределенных условиях. Так, например, один из подобных больных Т. (олигофрен) работал курьером, аккуратно выполнял возложенные на него обязанности. Когда однажды ему было поручено обойти всех сотрудников с листом, на котором они должны были расписаться, он ворвался на закрытое заседание, объясняя, что товарищ, докладывавший в это время, должен расписаться. Уговоры, что это может быть сделано позже, не помогли, заседание было прервано, ибо Т. не уходил, плакал, твердил: «Мне поручено, чтобы все расписались». Изменившиеся условия ситуации не вызвали у больного изменения способа его действий.
Таким образом, сопоставление данных, полученных с помощью различных методов (классификация предметов, метод исключения, объяснение пословиц и метод пиктограмм), обнаружило у больных эпилепсией, энцефалитом и у олигофренов нарушение процесса обобщения: конкретно-ситуационный характер их суждений, непонимание переноса, условности. Эти больные были объединены в группу больных, у которых нарушение мышления квалифицировалось как снижение уровня обобщения.
Резюмируя, можно сказать, что мыслительная деятельность подобных больных несовершенно отражает предметы, явления и их взаимосвязи, ибо полноценный процесс отражения объективных свойств и закономерностей вещей всегда предполагает умение абстрагироваться от конкретных деталей.
ИСКАЖЕНИЕ ПРОЦЕССА ОБОБЩЕНИЯ
Нарушения системы отвлечения и обобщения могут принять другой характер, являясь как бы антиподом приведенных выше.
Если суждения описанных больных не выходят за пределы частных, единичных связей, то больные, о которых сейчас будет идти речь, в своих суждениях отражают лишь случайную сторону явлений, существенные же отношения между предметами мало принимаются во внимание.
I. Так, выполняя задание на классификацию предметов, они руководствуются чрезмерно общими признаками, неадекватными реальным отношениям между предметами. Например, больной М. объединяет вилку, стол и лопату по принципу «твердости»; гриб, лошадь и карандаш он относит в одну группу по «принципу связи органического с неорганическим». Другой больной объединяет карточки следующим образом:
1. Лыжник и свинья; объясняет: «Это означает противоположность зимы и лета; зима — это мальчик на лыжах, а свинья — на зелени».
2. Карандаш и козел — «Обе картинки нарисованы карандашом».
3. Самолет и дерево— «Это небо и земля».
4. Кошка,стол и слива— «Кошка на столе и слива тоже на столе».
Подобные выполнения задания обозначают как бессодержательные или выхолощенные. Чаще всего они встречаются у больных шизофренией (у 67,1%), главным образом при галлюцинаторно-параноидной форме течения болезни, и у психопатов (33,3%).
Подобные больные живут в мире своих бредовых переживаний, мало интересуются реальной обстановкой, пытаются к незначительным, обыденным явлениям подходить с «теоретических позиций». В беседе они способны затронуть вопросы общего характера, но часто не в состоянии ответить просто на конкретный вопрос. Речь больных носит вычурный характер.
Подобные больные, выполняя задание на классификацию предметов, проводят ее либо на основании столь общих признаков (твердость, движение), что выходят за пределы содержательной стороны явлений, либо на основании чисто внешних, несущественных признаков.
II. Не менее своеобразен и способ выполнения больными задания на исключение лишнего предмета. При необходимости выделить неподходящий предмет в группе «часы, весы, очки, термометр» больной заявляет: «Ведь с точки зрения философской все преходяще. Часы указывают на ускорение времени, на то, что все течет, все в движении, — их надо выделить».
III. При выполнении задания на определение понятия больной определяет слово «стол» следующим образом: «Стол — название непосредственно общежитейское. Предметы по отношению друг к другу будут считаться как бы мертвыми. По сравнению с природой можно сказать, что его делают из дерева, а дерево растет, оно существует в природе. Здесь оно погублено и несуществующее, стоящее неопределенным предметом, оно имеет в виду и качество и количество». Этим определением больной ограничивается, и, помимо того, что «стол — мертвый предмет» и рассуждений о «загубленном дереве», он ничего не говорит по существу о предмете, который определяет.
IV. Особенно отчетливо бессодержательный, выхолощенный характер суждений больных определенной категории выступает при выполнении задания на составление пиктограммы. Так, один из больных рисует для запоминания слов «теплый ветер» два треугольника, для запоминания выражения «веселый ужин» — два кружка. Другой больной этой группы для запоминания слова «сомнение» изображает сома, для слова «разлука» — лук.
Для больных со снижением уровня обобщения задание составить пиктограмму представляет трудность в силу того, что они не могут отвлечься от отдельных конкретных значений слова. Описываемые сейчас больные выполняют его с большей легкостью, так как могут образовать любую связь, безотносительно к содержанию поставленной перед ними задачи. Больные могут, не задумываясь, предложить любую схему в качестве условного обозначения слова. Однако условность рисунка становится столь широкой и беспредметной, что она не отражает реального содержания слова.
V. Бессодержательный характер умственной деятельности больных обнаруживается и в ассоциативном эксперименте. Так, эксперимент, проведенный с больными шизофренией, показал, что адекватные ответы наблюдались в трети случаев. Почти половину ответов составляли ответы типа эхолалий («колесо»—«колесница»), ответы по созвучию («лечение»—«течение»; «топор»—«бор»), ответы типа речевых штампов («пожар»—«шумел пожар московский»; «цель»— «цель оправдывает средства»). Попадались и ответы типа экстрасигнальных («луна»—«яд»). Ответные реакции, обозначающие конкретную функцию предмета или его конкретные свойства, имели место редко. Что же касается отказов от ответа, то они были вызваны не затруднениями, как это имело место у больных первой подгруппы (снижение уровня обобщения), а большей частью негативистическим отношением к заданию.
Таким образом, при выполнении экспериментальных заданий больные сближают любые отношения между предметами и явлениями, даже если они не адекватны конкретным жизненным фактам. Реальные же различия и сходства между предметами не принимаются больными во внимание, не служат контролем и проверкой их суждений и действий и заменяются чисто словесными, формальными связями.
Приведенные экспериментальные данные показывают, что в мышлении больных описываемой подгруппы доминируют словесно-логические связи, которые не контролируются непосредственно данными, конкретными отношениями и недостаточно опираются на чувственные представления. Больные могут усвоить задания, требовавшие обобщения, они в состоянии выделить общий признак, отвлечься от конкретных значений слов, но «отлет» от конкретных значений, который присущ всякому обобщению, приобретал у них утрированный, подчас гротескный характер. Мышление больного недостаточно адекватно отражает конкретное содержание вещей и явлений.
У больных шизофренией часто может обнаруживаться изменение значения слов. В работах Б.В.Зейгарник, Г. В. Биренбаум указывается, что нарушение понятий у больных шизофренией носит своеобразный характер. Даже в тех случаях, когда их суждения конкретны, они не столько отражают конкретные отношения между явлениями или предметами, а скорее означают сближение, сгущение отдельных случайных сторон предметов и явлений. («лабильность, недифференцированность структуры слова».) Это сближение происходит не только из-за нарушений понятий, но и потому, что у больных утрачивается направленность на объективное содержание задания, потому, что они часто выполняют поставленную перед ними задачу (не только экспериментальную, но и жизненную), исходя из особых установок, часто неадекватных в отношении данной ситуации.
Резюмируя, можно сказать, что единый процесс отражения искажается как бы с двух сторон. Если содержание ассоциаций больных первой подгруппы (снижение уровня обобщения) не выходит за пределы частных, единичных связей, если полученные ими непосредственные впечатления не синтезируются и связи словесно-логические не имеют доминирующего значения, то у больных второй подгруппы (искажение процесса обобщения) происходит обратное: связи словесно-логические мало опираются на конкретные свойства и признаки предметов и явлений. Если для мышления первой группы больных характерным является узкий круг связей, бедность ассоциаций, то для мышления данных больных характерно возникновение очень большого числа ассоциаций, но ассоциаций ненаправленных, случайных, а главное, отражающих лишь чрезвычайно общие связи.
И в том и в другом вариантах нарушения процессов обобщения слово не является инструментом обобщения.