скачать doc ТЕОРИЯ К. ЛЕВИНА КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ПРЕДПОСЫЛКА ПАТОПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Одним из наиболее ярких представителей интрапсихологического направления следует считать Курта Левина, представителя немецкой школы гештальтпсихологии. Принято считать, что в учении К. Левина было два периода — берлинский и американский. В американский период Левин обратился к психологии межличностных отношений, его по праву можно считать предвестником всей американской социальной психологии. Перефразируя известное изречение В. Г. Белинского, что вся русская литература вышла из «Шинели» Гоголя, можно сказать, что вся американская социальная психология «вышла» из учения Курта Левина. Положения американского периода учения К. Левина можно обозначить как интерпсихологические. И тем не менее теорию личности Курта Левина, названную им «Динамической теорией личности» (A Dynamic Theory of Personality), следует отнести к теориям, объявляющим, что деятельность, поведение человека определяются его внутрипсихологическими потребностями и мотивами. Пафос учения К. Левина состоит именно в провозглашении того, что психология должна изучать закономерности формирования и проявления мотивов. У каждого ученого есть пора «своего цветения». Для К. Левина этой порой был берлинский период его творческой деятельности. Рассмотрение теории К. Левина начнем именно с него. Это '"шли 20-е — начало 30-х годов нашего столетия, время бурное я немецкого народа, время расцвета философии рационализ-.1. К. Левин — единственный из гештальтпсихологов, который LJ обратился к психологии личности. Но при этом не надо забывать, что сам он был ярким представителем гештальтпсихологии и что положения этой школы нашли свое отражение и в его теории личности. Это: 1. Положение о том, что образ мира, явления (гештальт) создается не путем синтеза отдельных элементов, а сразу. Гештальт не является суммой частей, а представляет целостную структуру, целостную систему. Не целое зависит от частей, а часть зависит от целого. 2. Образ создается в «данный момент» (ad hoc). Прошлый опыт не играет роли в создании этого гештальта. Он создается путем того, что по-английски звучит как «инсайт», на немецком это звучит «ага-переживание» (Aha-Erlebnis). 3. Принцип изоморфизма, т. е. принцип, утверждающий тождество закономерностей в разных науках, например, психологические закономерности тождественны физиологическим (физи-кальным). Эти положения гештальтпсихологии не оказались чуждыми и левиновской теории, и на них, как мы увидим ниже, опираются многие из его утверждений. Биографическая справка. К. Левин, представитель немецкой школы гештальтпсихологии, родился в 1890 г. в Пруссии. Учился в университетах Фрейбурга, Мюнхена и Берлина. В 1914 г, получил докторскую степень. После четырехлетней службы в армии стал преподавателем, затем профессором Берлинского университета, работал вместе с Келером, Вертгеймером, Коффкой, Гольдштейном, Гельбом и т. д. После установления фашизма в Германии К. Левин эмигрировал и 1933 г. вместе с многими представителями гештальтпсихологии в Америку. К чести представителей гештальтпсихологии, нужно сказать, что почти никто из них не остался работать в фашистской Германии. Начиная с 1933 г., Левин работает в США, где преподает в Стенфордском и Корнельском университетах. В 1945 г. стал директором исследовательского центра групповой динамики при Массачусетском институте технологии. Умер 12 февраля 1947 г. К. Левин был не только крупным ученым, но и ярким человеком с широким кругом интересов, эрудированным в вопросах биологии, физики, математики, искусства и литературы. Однако всецело он был поглощен психологией. Своими идеями он был увлечен, захвачен. Он мог рассуждать на темы психологии в любой момент и в любой обстановке. Случалось, что его осеняла какая-нибудь мысль во время прогулки, — он мог тут же остановиться среди улицы, вынимал блокнот и начинал записывать пришедшую ему мысль, не обращая внимания ни на удивленных прохожих, ни на транспорт. К. Левин очень любил молодежь, всегда был окружен студентами, молодыми сотрудниками, которые сопровождали его повсюду, он всегда внимательно и доброжелательно выслушивал их подчас наивные суждения. Вместе с тем он был очень требователен и строг к ним в работе, даже гневен, если замечал недобросовестное отношение к результатам эксперимента. «Наука не терпит лени, недобросовестности и глупости» — была его любимая фраза. Интересно отметить, что экспериментальные исследования школы К. Левина, вошедшие в фонд мировой психологической науки (например, работа Хоппе — об уровне притязаний, Т. Дембо — об аффекте, А. Карстен — о пресыщении, Г. Биренбаум — о забывании намерений, Б. Зейгарник — о воспроизведении незавершенных действий), были всего лишь дипломными работами студентов, проведенными под его руководством. К. Левин был страстным поборником эксперимента в психологии. При этом он всегда подчеркивал, что эксперимент должен вытекать из теории и отвечать на конкретную задачу. «Без теории эксперимент слеп и глух», — любил он повторять своим ученикам. К. Левин не любил стопроцентного совпадения результатов; «Слишком хорошо сходятся концы с концами — проверьте еще раз», — требовал он. Он считал, что анализ «отрицательных» результатов, т. е. данных, отклоняющихся от основных результатов, выяснение причин подобного отклонения часто помогают установлению закономерностей изучаемого явления. Придавая большое значение установлению общих закономерностей, формализации результатов эксперимента, он с большой осторожностью относился к количественным данным1. Говоря о психологии, К. Левин придавал большое значение методологии эксперимента. Поэтому, прежде чем перейти к систематическому изложению теории К. Левина, следует коротко остановиться на его взглядах на сущность научного познания и на объект науки, которые он пытался очертить еще в 1927 г. в своем труде «Переход от аристотелевского мышления к галилеевскому»-(Levin, 1936). Он настаивал на том, что развитие психологии должно идти не по пути собирания эмпирических фактов (пути, пс которому идет и сейчас американская психология). Решающей в науке является теория, но всякая теория должна быть подтверждена экспериментом. Не от эксперимента к теория, а от теории к эксперименту — вот генеральный путь научного анализа. Всякая наука нацелена на нахождение закономерностей — психология должна тоже стремиться к нахождению психологических закономерностей. Курт Левин подчеркивал это положение. Он говорил о том, что задачей психологической науки должно быть даже не только установление законов, а предсказание индивидуальных явлений (в терминологии Левина «событий») на основании закона, они предсказуемы только при наличии достоверной теории. Критерием научной достоверности является не повторяемость единичных фактов, а, наоборот, единичные факты обретают научную достоверность лишь в контексте теории. Такой подход к объекту психологической науки К. Левин назвал «переходом от аристотелевского мышления к галилсевскому». Левин указывал, что для мышления Аристотеля было характерно утверждение, что мир гетерогенен, что каждому явлению присуща свойственная именно ему имманентная закономерность: дым поднимается кверху, потому что он легкий. Камень падает вниз, потому что он тяжелый. Галилей же установил, что мир гомогенен. Всякое отдельное явление подчиняется общим закономерностям. Исследование должно выявить эти общие закономерности и условия, при которых то или иное явление развивалось. К. Левин считал, что психологии должна использовать галилеевское мышление. Поэтому эксперимент должен быть строго продуман: необходимо создать определенные условия, чтобы получить, вычленить само изучаемое явление. Иными словами, различение аристотелевского и галилеевского подхода по отношению к психологическому исследованию означает переход от описательного метода к конструктивному. Аристотелевский метод в психологии состоит в том, что причина отождествляется с сущностью изучаемого явления, в результате чего научное объяснение сводится к классификации и приводит к выделению средних статистических характеристик, в которых преобладают оценочные критерии. Галилеевский же метод в психологии предполагает теоретическое объяснение фактов на основе целостной системы причинных соотношений. Именно нахождение причинных соотношений дает возможность предсказания единичных событий. Каждое единичное событие должно быть осмыслено в контексте целостной ситуации данного момента. Эмпирическое доказательство должно уступить место конструктивно-теоретическому. Психология должна изучать не фенотипы, а генотипы. Эксперимент в психологии призван давать объяснительную характеристику, а не установление факта, он должен объяснить причину, детерминацию человеческого поведения, того или иного психического явления. 4.1, УЧЕНИЕ О ПОТРЕБНОСТЯХ По мнению Левина, движущей силой человеческой деятельности является потребность. В его терминологии это звучало: «Потребности — мотор (механизм) человеческого поведения». Что же понимал К. Левин под потребностью? Под потребностью К. Левин понимал динамическое состояние (активность), которое возникает у человека при осуществлении какого-нибудь намерения, действия. Так, например, студент слушает лекцию. Причины, заставившие его прийти на лекцию, могут быть различны. Одни пришли, чтобы изучать данный предмет; другие потому, что хотят послушать данного лектора, третьи — чтобы записать конспект для экзамена. Но сам тот факт, что субъект сейчас слушает лекцию, означает собой совершение намеренного действия, свидетельствующее о наличии квазипотребности. Обозначение потребности как квазипотребности означало для Левина подчеркивание ее социальной обусловленности, т. е. того, что по своей природе она не врожденная и не биологическая, подчеркивание ее динамической характеристики. Иными словами, совершение какой-нибудь деятельности означает порождение динамической заряженной системы, возникающей в данной ситуации в данный момент; она не носит ни врожденного, ни биологического характера; она социальна по своему происхождению. Однако подчеркнем, что социальное не означало для Левина общественно обусловленное. Социальное означало лишь, что потребность возникала в данный конкретный момент. При этом К. Левин подчеркивал отличие квазипотребности, возникшей в данный момент, от устойчивых, по его выражению, «истинных» потребностей, как потребность к труду (в терминологии К. Левина — «профессиональная потребность», «потребность к самоутверждению»). При этом К. Левин подчеркивал, что по своему строению и механизмам квазипотребность не отличается от истинных потребностей. Закономерности протекания и действия истинных и квазипотребностей одни и те же; больше того, Левин предпочитал говорить о действиях и поступках, побуждаемых квазипотребностями, так как именно они и являются механизмами нашей повседневной деятельности и потому, что они иерархически связаны с истинными (по терминологии Левина, между обоими видами потребностей существует коммуникация). Сам эксперимент приобретает реальный смысл именно потому, что подобная напряженная система возникает. Она может реализоваться по разным причинам, например, человек приходит в качестве испытуемого, потому что он хочет оказать услугу экспериментатору, другой — потому, что ему самому интересно проверить себя. Но само намерение «быть испытуемым» является механизмом, порождающим квазипотребность. Следует подчеркнуть, что содержанию потребности К. Левин не придавал значения. Определяющим для него был лишь ее динамический аспект: ее сильная или слабая напряженность, коммуникация с другими потребностями. Содержание же совершенно выпадало из поля его зрения. Как всякая потребность, квазипотребность стремится к удовлетворению. Удовлетворение же квазипотребности состоит в разрядке ее динамического напряжения. Следовательно, квазипотребность, по Левину, это некая напряженная система (намерение), которая возникает в определенной ситуации, обеспечивает деятельность человека и стремится к разрядке (удовлетворению). Доказательству этого положения были посвящены опыты М. Овсянкиной (1928). Эксперимент состоял в следующем: испытуемому дается некое задание — довольно элементарное, например, сложить фигуру из разрезанных частей, нарисовать предмет, решить головоломку. Испытуемый начинает выполнять это задание. То обстоятельство, что субъект принял задание, означает, по Левину, возникновение намерения, напряженной системы (квазипотребности). По мере того как человек выполняет это задание, т. е. осуществляет свое намерение, эта система разряжается. Завершение выполнения задания означает разрядку системы. Как же это доказать? Примерно в середине действия, ближе к его концу, М. Овсянкина прерывала испытуемого и просила выполнить его другое действие со словами: «Пожалуйста, сделайте это». Испытуемые иногда спрашивали: «А то что, оставить?». Экспериментатор делал вил, что он не расслышал вопроса, и не отвечал на него. Испытуемый брался за второе действие, которое было по своей структуре иным, совершенно непохожим на первое, и заканчивал его. Но в это время, когда испытуемый занимался вторым заданием, экспериментатор должен был как-то искусно скрыть остатки материала первого задания, например, положить газету на этот материал. При окончании второго действия экспериментатор делал вид, что он чем-то занят, искал что-то в столе, подходил к окну, писал якобы и в то же время наблюдал за поведением испытуемого. Оказалось, что в 86% испытуемые возвращались к прежнему, прерванному действию. Иногда они просто сбрасывали газету и принимались за неоконченное действие, иногда просили разрешение закончить, иногда спрашивали, надо ли закончить первое действие или нет. И К. Левин поставил такой вопрос: «Ну почему же взрослые люди, начав такую «глупую» работу, как складывание фигур, хотят вернуться к ней? Ведь никакого интереса к задаче нет! И отвечал: сам факт, что субъект стал испытуемым, выполнял задание, приводил к возникновению некой квазипотребности. А так как работа не завершена — система не разряжена. И обращение к этому прерванному действию означает, что система, оставаясь заряженной, стремится к разрядке». В дальнейшем К. Левин пришел к выводу, что если поведение человека определяется формированием квазипотребности, то ее влияние сказывается и в других видах психической деятельности, например, мнестической. Поводом послужил следующий факт. Левин сидел со своими студентами в кафе и обсуждал эксперименты, неожиданно он подзывает официанта и спрашивает: «Скажите, пожалуйста, вон в том углу сидит парочка — что они заказали у вас?» Официант, даже не посмотрев в свою записную книжечку, отвечает: «Это и это». — «Хорошо. А вон та парочка выходит. Что они ели?» И официант начинает неуверенно называть блюда, задумывается. Левин задает своим студентам вопрос: как объяснить, что официант лучше запомнил заказ, который еще не выполнен? Ведь по закону ассоциации официант должен был лучше запомнить то, что было заказано ушедшими людьми: он им подавал, они уплатили (была большая цепочка ассоциаций), а официант лучше запомнил, что заказано, но еще не подано? И Левин отвечает: «Потому что у официанта нет потребности запоминать то, что заказали уходящие люди. Он их обслужил. Они заплатили, а эти только заказали, он их не обслужил, у него есть потребность к запоминанию заказа». Было задумано проверить, является ли квазипотребность действительно движущей силой в данном случае мнестической деятельности. Были проведены следующие опыты (Zeigarnik, 1927). Испытуемому давалось последовательно 18—20 заданий, половина из них прерывалась, а половина была завершена. Когда испытуемый кончал последнее действие, экспериментатор предлагал ему еще одно и при этом просил, как бы невзначай, сказать, какие задания он выполнил. Испытуемый называл выполненные задания. Вначале они как бы спонтанно, «потоком» вспоминались, а потом испытуемый начинал перебирать в памяти активно. Экспериментатора интересовали именно эти, спонтанно, потоком репродуцированные действия. Оказалось, воспроизведение (В) незавершенных (Н) действий было значительно больше, чем воспроизведение завершенных (3), в среднем это отношение имеет следующий вид: ВН ______ __ 1 Q вз ~''9 На основании этих экспериментов было выдвинуто предположение, что механизмом воспроизведения может служить неразряженная система. Иными словами, мнестическая деятельность определяется не закрепившимися в прошлом опыте ассоциациями, не количеством повторений, а наличием квазипотребности, намерения. Намерение, представляющее собой некую напряженную динамическую систему, является механизмом любой формы деятельности. Следует отметить, что проведение подобного рода экспериментов наталкивалось на ряд трудностей. Прежде всего, было очень сложно прервать большое число заданий (9—10) так, чтобы у испытуемого не сложилось впечатления о «сумбурном» характере экспериментальной ситуации. Вначале так и было. Испытуемые с недоверием относились к эксперименту: «Что это вы все забираете, отнимаете, хаос какой-то, а не работа». Пришлось экспериментатору изрядно поработать над стратегией эксперимента, над своей моторикой, интонацией. (Вообще экспериментаторы школы К. Левина должны были научиться «играть определенную роль» — Теория к. Левина 3 69 роль экспериментатора определенного типа, что не сразу и не всем удавалось.) Лучшее запоминание незавершенных действий свидетельствует о том, что намерение (квазипотребность), возникшее «в данной ситуации и в данный момент», включено в широкие целостные внутрипсихические области; намерение по своей сути направлено на будущее, и наличие именно напряженной (заряженной) системы, направленной на выполнение действия в будущем, приводило к установлению цели и обусловливало реальную деятельность данного момента — воспроизведения. Об этом свидетельствуют факты, указывающие, что при изменении пели лучшее воспроизведение незавершенных действий не наступает. Такое изменение цели вызывалось следующим образом. Вместо обычной инструкции, которая, как мы говорили выше, произносится как бы невзначай, дается жесткая инструкция: «Перечислите, пожалуйста, какие задания вы выполнили. Я хочу проверить вашу память». При такой инструкции эффект воспроизведения незавершенных действий перестает действовать (вн/м—1,2). В понятийном аппарате левиновской теории это означает, что намерение выполнить незавершенное действие переставало существовать, возникла новая напряженная система, сформировался новый энергетический резервуар. Возникла необходимость выполнения нового намерения. Интересно отметить, что при этом менялось и само поведение испытуемых: если при первой инструкции, где воспроизведение шло как бы сплошным потоком, взор испытуемых был направлен на экспериментатора, при второй же инструкции выражение лица испытуемых становилось напряженным, они с энергичным выражением лица начинают воспроизводить действия, но вскоре их глаза начинали блуждать по стенам, столу, иша «опору» для воспроизведения, нередко они восклицали: «А, вот что, да, не думал я, что надо будет запомнить» или «Что же вы сразу не сказали мне; хитрая вы, убрали все остатки работы». Закон лучшего воспроизведения незавершенных действий не действовал также при усталости испытуемых. Если эксперимент проводился с людьми, проработавшими ночь или весь день, то лучшее воспроизведение незавершенных действий тоже не наступало; энергетического состояния у уставших испытуемых не возникало. В этих же экспериментах обнаружилась еще одна особенность: были выделены разные типы испытуемых: одни были готовы де- 3 70 Патопсихология личности лать все, о чем просит экспериментатор (так называемые «чистые» испытуемые), и другие, которые выполняли задания ради самого задания («деловые» испытуемые). Главным для К. Левина было положение, что намерение основывается на реальных потребностях. Часто таковыми могут быть более общие потребности, различные у разных людей, например, потребность «в реализации принятого однажды решения», которое является естественным следствием определенного жизненного идеала. К. Левин подчеркивал, что действенные потребности — это те, из которых исходит намерение, т. е. потребности, которые приводят человека к принятию решения в проблемной ситуации. В качестве такой потребности может выступить потребность понравиться экспериментатору или, более общая, потребность понравиться человеку, которому было обещано сотрудничество. Если утверждение, что действенной является потребность, которая ведет к выполнению соответствующего действия в проблемной ситуации, то в ситуации эксперимента это выступает как потребность подчиниться инструкции экспериментатора. Такое подчинение было свойственно «чистым» испытуемым. Единственной причиной, по которой человек рисует «соты» по образцу или занимается отсчитыванием чисел в обратном порядке, — это требование экспериментатора. Другие же испытуемые выполняют большинство из предложенных заданий из-за интереса к ним. Вне специфичного экспериментального (и социального) контекста, в котором испытуемому предъявляются задания, не возникает вопроса о каком-либо намерении выполнить большинство из этих действий, если, конечно, они не включаются в более значимое целое, В приведенных работах (Zeigarnik, 1927; Owsiankina, 1928) впервые было высказано положение, что сама экспериментальная ситуация может породить мотив к действию. Правильность этого положения выступила совершенно очевидно в патопсихологических исследованиях (Зейгарник, 1969; Соколова, 1976), когда было показано, что ситуация патопсихологического эксперимента выступает в виде «мотива экспертизы». Но это было значительно позже и в условиях психоневрологической клиники. В 20-е же годы, когда проводились исследования школы К. Левина, принято было считать, что ситуация эксперимента должна быть максимально «стерильной», что экспериментатор должен быть максимально пассивен. К. Левин восстал против этого, считая, что только при Теория к. Левина 371 активной роли экспериментатора может быть смоделирована реальная ситуация. |